Алла Авилова - Откровение огня

— У черты можно увидеть белый огонь, — сказала Налама, глядя ему в глаза.

Степан почувствовал, как на дне его памяти забилось какое-то смутное воспоминание.

— Белый огонь? Я где-то об этом читал.

Налама прищурилась.

— Где?

Воспоминание билось, как мотылек о стекло, но пробиться на поверхность не могло. Налама спокойно ждала.

— Никогда ничего из прочитанного не забываю, а сейчас забыл, — растерянно признался чекист. Старуха не спускала с него глаз.

— И давно читал?

— И этого не помню. Чертовщина какая-то, ничего не помню, как в дыру все провалилось…

— Значит, у черты ты уже побывал, — размеренно произнесла Налама. — Тиф?

— Ну да. — нехотя подтвердил Линников.

— Вот там ты его и видел.

— Кого? — машинально переспросил он, хотя догадался, о чем это она.

— Ты видел белый огонь. Читать о нем ты не мог.

Смутное воспоминание перестало шевелиться.

— Ничего такого я не видел, — решительно отказался Степан, словно его уличали в чем-то постыдном. — И почему это я не мог читать о белом огне? Я много всего читаю. У меня под койкой места больше для книг не стало — столько уже собралось, и все они прочитаны.

— Не мог ты читать о белом огне, — повторила старуха. — О нем только в одной книге написано. И этой книги у тебя нет.

— А может, есть. Вы моих книг не знаете, — упорствовал задетый Степан. — Как она называется?

— «Откровение огня».

— Такой книги у меня и правда нет, — признал он. — Значит, она мне где-то попалась.

— Не могла эта книга тебе попасться, — усмехнулась Налама. — Она спрятана.

— Что значит спрятана? Кем спрятана?

— Монахами, в Благовещенском монастыре, что в Тамбовской губернии, под Бобровом.

— Чего это они ее спрятали? — спросил Степан, сам — весь напряжение.

— Потому что думают, что о белом огне могут знать только они. «Откровение огня» — книга тайн, и сама она — тайна. Только в ней можно прочесть о белом огне. Вот бы тебе, милый, такую книгу — а?!

Степану насмешка не понравилась.

— К чему мне она? — огрызнулся Линников и перевел взгляд в сторону.

— Хочешь снова увидеть белый огонь? — спросила Налама.

— Не видел я никакого белого огня! Сколько же говорить! — сорвался Степан, не вынося больше двусмысленностей и духоты в комнате. Он вскочил со своего места и бросил на ходу: — Я пошел!

— Белый огонь можно раздуть, — раздалось у него за спиной. — Рэпа, жрецы-тантристы, это умеют. Они ходят зимой в одних рубахах и не замерзают, даже если их на морозе облить водой…

Степан замер: старуха намекала на Шухина. Чекисту Шухину было дано спецзадание внедриться в подпольную сеть белой контрразведки, и он попался. Чтобы выявить других подсадных уток, беляки раздели Шухина догола и обливали водой на морозе. Дело было в январе. А в феврале один за другим попались четыре товарища, засланные к врагу, — Шухин предал. Орел, сорвиголова, а холода-то — как раз холода! — не выдержал.

Степан развернулся и спросил Наламу прямо:

— Слышали от товарища Калистратова о Шухине?

— Каком Шухине? Шухина я не знаю. Я знаю рэпа. Видела их в Забайкалье. Да ты сядь.

Степан внезапно почувствовал свою усталость. Неприятно заломило в коленях. Налама указала ему на подушку напротив истукана. Степан прошел к ней и опустился на пол.

— Сядь, как Будда, — сказала старуха, указывая на своего идола.

Степан скрестил ноги, раздвинул колени, выпрямился. Когда соединил кольцом большие и указательные пальцы, в них стало покалывать. Чекист опустил глаза, и они забегали из стороны в сторону.

— Закрой глаза.

Степан послушался и сам же возмутился: «Чего это я под ее дудку пляшу?» Он инстинктивно двинулся и почувствовал, что тело его как ватное. «Что за наваждение?» — растерялся Линников.

— Не сжимай зубы, — раздался опять голос Наламы. — Все внимание отдай теперь дыханию. Огонь без воздуха не горит. Чтоб вызвать белый огонь, надо знать, как дышать. Следи пока, как входит в тебя воздух, как выходит. Проследи его путь в себя и обратно… Если появится какая мысль, отсылай ее прочь. Всякую мысль, не важно, какая она, отсылай прочь…

От последнего указания Степан дернулся как ужаленный и открыл глаза.

— А это-то зачем? — выкрикнул он, чувствуя, как его заливает ярость. — К чему мне гнать мысли? Чтобы в безгласную скотину превратиться? Мысли в человеке — самое главное!

— Мысли — это облака. Кто видит только облака, думает, что они — небо. А небо за ними…

— Какое еще небо?! Какие облака?! Чего вы мне голову морочите? — оборвал Степан старуху и вскочит с пола. От наваждения не осталось следа. Чекист шагнул к двери и рванул ее на себя.

Когда Линников вернулся домой, Лешки еще не было. Не зажигая лампы, он прошел к своей койке и лег на нее в одежде и ботинках, только книжку Наламы из-под рубахи вынул и бросил на пол. На душе было муторно. «Дурак!» — ругал он себя, повторяя и повторяя это невыносимое слово; если он слышал его в свой адрес от других, становился бешеным. Особенно тягостно было вспоминать, как он сидел на полу напротив Будды с идиотски растопыренными пальцами. «Может, она меня одурманила?» Как же это Калистратов ей попустительствует? Она же стала вредным элементом, а он ей все рассказывает! Врет старуха, что не слышала о Шухине.

И только подумал о предателе, как увидел, будто воочию, падающий снег. Снежинки были огромные, махровые, но легкие. Они падали кружась, и в их мельтешении было не разглядеть, где он вдруг оказался и был ли кто рядом. Только когда снегопад стал редеть, проступили очертания местности: вокруг были белые горы, а сам он находился в небольшой долине, которую они окружали со всех сторон.

Послышались трубы, и Степан увидел процессию, медленно двигавшуюся в его направлении. Люди были узкоглазые, с широкими плоскими лицами, одни — в шубах, другие — закутанные в одеяла. Впереди всех шли четверо, одетые только в длинные белые рубахи, на голове — колпаки. «Рэпа! — догадался Линников. — А кто же те, в одеялах?» — «Неофиты!» — подсказал ему какой-то голос, раздавшийся у него в ушах. Дойдя до долины, люди в шубах — они составляли большинство — отошли в сторону, а неофиты скучились вокруг рэпа.

Публика молча держалась в стороне, ждала. Кое-кто сел на снег. Сел и Степан. На него никто не обращал внимания. Кучка переговаривавшихся людей, на которую были устремлены все взгляды, скоро задвигалась. Рэпа пошли прочь, неофиты встали в ряд. Их было семь человек, все молодые, наголо остриженные парни. Никто ими не командовал, однако они все одновременно, словно по команде, сбросили свои одеяла и сели на снег. Неофиты тоже оказались в белых рубахах из тонкого полотна.

Вновь появились четверо рэпа, каждый нес ведро. «За водой ходили! — определил Степан. — Откуда они ее взяли?!» Рэпа подошли к ряду неофитов и встали друг за другом, повернувшись правым плечом к парням. Рубахи жрецов были подвязаны веревкой, за ней — молоток. Этими молотками четверка разбила корку льда в ведрах. Одновременно, слаженно, рэпа приподняли ведра над правым плечом и пошли вдоль ряда, поливая неофитов водой. Рубахи на парнях намокли и стали леденеть на глазах, сами же неофиты оставались неподвижными. Было видно, как ходила у них под полотном грудь, пока ткань не замерзла.