Алла Авилова - Откровение огня

Скоро от оледеневших рубах неофитов пошел пар. «Мерещится!» — сказал себе Степан и вскочил. Осмысливая происходящее, он пошел к ряду. «Куда?! Куда?!» — закричали на него другие зрители. Он бросился в бег от этого крика, как от натравленных собак. Бежал и бежал, не заметив, как вбежал в пар. «Где же неофиты? Где рэпа?» — недоумевал Степан. Он бежал не останавливаясь, только вперед — пока не очнулся.

Комната была мрачной, воздух тяжелый. Между стен Линников почувствовал себя как в овраге. Лешина постель no-прежнему пустовала. Часов у Степана не было, и он мог только гадать, сколько времени длился его сон. Должно быть, недолго, раз сосед еще не вернулся.

Линников поднялся с койки и зажег лампу. Ему бросилась в глаза брошюрка Симаковой-Наламы, валявшаяся на полу. Он взял ее в руки и открыл. Всякую книгу он читал от корки до корки, ничего не пропуская. В этот раз Линников своей привычке изменил. Он пролистал страницы, где рассказывалось о детстве Наташи в рыбацком поселке на Латуре, ее жизни в поместье Артюшиных, «хождении в народ», работе в организации «Земля и Воля». Степан было задержался на подробностях ареста революционерки в 1906 году, когда ей было 56 лет, но все же перескочил и через этот эпизод. По-настоящему Линников стал читать «Мою революцию» начиная с главы «Забайкалье».

«Меня сослали в забайкальскую деревню Нижние Подрезки. Это было русское поселение. А в Верхних Подрезках, в 20 верстах от нас, жили буряты. Там тоже находились в ссылке наши товарищи. Один из них квартировал у местного ламы. Мы с этим ламой волей-неволей общались. Он был отзывчивый человек, но разговора с ним не получалось: мы ему о народной власти, он нам — о карме, мы о новом обществе, он — о медитации.

Лама рассказал нам о рэпа, „людях в рубахах“, которые после многих лет ежедневных медитаций в состоянии согревать себя в морозы без зимней одежды. Чтобы быть признанным как рэпа, требуется пройти ритуальное испытание гтум-мо, которое производится зимой в присутствии публики. Претенденты надевают желанные белые рубахи, после чего их обливают на морозе водой. Рубахи сразу замерзают. Те, кто теплом своего тела может растопить оледеневшую ткань и высушить ее, доказывают свою власть над рлунг — жизненной силой, одушевляющей все живое. Рэпа сравнивают ее с дикой лошадью…»

Степана самого бросило в жар. «Как же так получается? Мне это гтум-мо приснилось прежде, чем я о нем прочитал!..» Нетерпение узнать, что было дальше, не давало чекисту вникнуть в несуразицу, и он вернулся к книге.

«…Обуздавший рлунг, становится ее всадником и достигает внутренней независимости от обстоятельств и других людей. Всадника можно узнать по просветленному равнодушию ко всему, что с ним происходит. Желания, боль, смерть он воспринимает иначе, чем мы.

Рэпа признаны непревзойденными всадниками рлунг. Они развивают свои способности ежедневными длительными медитациями с использованием силы воображения. Такая практика, восходящая к традициям тантризма и других мистических ответвлений буддизма, называется „школой внутреннего огня“. Она держится в тайне от посторонних.

Один из наших товарищей заметил, что рэпа — живое воплощение сверхчеловека Ницше. Мы тогда все вместе читали „Так сказал Заратустра“ и много спорили об этой книге. Вставал вопрос: что станет с обществом, если в нем и в самом деле утвердится идеал сверхчеловека? Доступен этот идеал только для отдельных личностей или его может достичь каждый, кто занимается самоусовершенствованием? Насколько будут отличаться друг от друга наиболее и наименее развитые люди и не столкнемся ли мы на практике, несмотря на теоретически равный потенциал мозга, с духовным неравенством — еще более несправедливым, чем социальное? И можно ли предотвратить злоупотребление сильных личностей своим преимуществом перед слабыми?

Нам захотелось увидеть своими глазами, что собой представляет жизнь в поселке Нагорье, находящемся в горном Забайкалье у российско-монгольской границы, где наш лама встретил рэпа и других религиозных практиков. Нагорье основали в XII веке беженцы-буддисты из Индии, которых преследовали исламисты. Впоследствии к ним присоединились тибетцы, китайцы, монголы, персы, тоже спасавшиеся от религиозных гонений у себя на родине. Так возникла многорелигиозная община, где уживались вместе и даже в чем-то друг с другом взаимодействовали разные духовные традиции Востока: буддизм, тантра, даосизм, зороастризм, суфизм, йога.

О Нагорье знают в Азии, но оно совершенно неизвестно в России, на территории которой — или рядом с которой — оно возникло. Неопределенность в отношении географического положения этого поселка связана с тем, что он находится в труднодоступном месте, куда без проводника не попасть, и никто не знает его точные координаты. Любопытства Нагорье среди православного населения Забайкалья не вызывает, многие считают его монгольской деревней.

Говорят, что за семьсот лет в разное время в Нагорье перебывало несколько русских. Их имена узнать мне в Забайкалье не удалось, но я думаю, что сама могла бы назвать одного из них. Дело в том, что у меня был когда-то старый мистический манускрипт из одного монастыря под Рязанью — Захарьиной пустыни, теперь уже несуществующей. Там говорится и о внутреннем огне, и о рлунг — только они в той книге называются по-другому. Она раскрывает, в сущности, то, что скрывают рэпа. Ее название говорит за себя: „Откровение огня“. Я думаю, что в Захарьиной пустыни имелась своя „школа внутреннего огня“. Она появилась там в XVI веке вместе с неким отцом Евларием, который скрывал от братии свою прежнюю жизнь.

Когда я услышала от нашего ламы о Нагорье, у меня возникла догадка, что Евларий был не кто иной, как рэпа, и мне захотелось ее проверить. Таким образом, мое любопытство к „общине сверх-людей“ было двойным, но задуманный нами поход туда состояться не мог: лама отказался помогать нашей группе в его организации — по всей вероятности, ему были чужды наши мотивы. Я добилась все же, чтобы он сделал исключение для меня лично. Я сказала ламе, что хочу рассказать старейшинам общины о Евларий и „Откровении огня“. Это было не больше чем уловка, но она подействовала. Лама дал мне проводника, и в начале марта 1911 года я оказалась в Нагорье.

Не могу сказать, что мне там были рады. Даже простого дружелюбия я на первых порах в Нагорье не встречала. Это закрытое общество, не подпускающее к себе посторонних. Язык препятствием для общения не был — мой проводник был бурят, а бурятов в Нагорье достаточно. Препятствием было нежелание жителей поселка общаться с пришельцами — у них отсутствует интерес к внешнему миру. Больше всего меня поразило равнодушие старейшин общины к „Откровению огня“. Никто из них не пожелал со мной встретиться, и мне не удалось прояснить, был ли Евларий рэпа из Нагорья или нет.