Эрин Харт - Земля призраков

— А когда Майна Осборн приехала в Браклин?

— Ах, она была душка. Всегда такая сердечная. И настоящая леди тоже, но ничего не делала, вообще. Малыш Кристофер — чистый ангел, любил ходить со мной, когда я убирала. Я давала ему кусочек тряпки… — голос миссис Хернанс задрожал, и слезы полились из глаз. — Я знаю, ужасно думать о худшем, но я не могу справиться с собой, — она покачала головой и вздохнула. — И мистер Хью стал ужасно плох, бедняга.

— Как они ладили, Хью Осборн и его жена?

— Ах, пара голубков, оба. Наглядеться друг на друга не могли, понимаете? Вы женаты, детектив? — Девейни кивнул. — Сами знаете тогда. Конечно, они не были слишком долго женаты, когда ребеночек появился. Думаю, они все еще притирались друг к другу. Уверена, у всех бывают темные и светлые моменты. У них порой бывали маленькие разногласия, но никогда не доходило до того, чтобы чашки швыряли и все такое — не как мы с Джонни. Ох, мы такое вытворяли иногда! И я б точно знала, будь что неладно. Вы можете узнать о людях по тому, что у них в мусорных ведрах. Всегда так говорю. Не помню, слышала ли хоть раз, чтоб они спорили. Однажды она попеняла ему, что он много работает и оставляет ее одну в доме. А он сказал, что понимает ее чувства, но им нужны деньги.

Миссис Хернанс поболтала чайник и разлила чай. Девейни всыпал две ложки сахара и добавил молока.

— Так вы работали в Браклине в то время, когда исчезли Майна Осборн и ее сын?

— Не в тот самый день. В тот день нам пришлось поехать на автобусе, знаете ли, мне и Джонни, к доктору в Портумну.

— Как ваш грипп?

— Какой грипп?

— Люси Осборн упомянула, что вы не смогли прийти в Браклин Хаус на прошлой неделе, потому что лежали с гриппом.

Миссис Хернанс остолбенела:

— Да что это? У меня в жизни не было гриппа. А настоящую причину, по которой я не была, она сама чертовски хорошо знает — вот уже почти три месяца как я уволена.

— Кем?

— Ею самой, миссис высокомогущественной, Люси Осборн, кем бы вы думали? Настоящая сука, обвинила меня в воровстве. Никогда в жизни меня так не оскорбляли.

— И в краже чего же вас обвинили?

— Шарфа, принадлежащего жене мистера Хью. Никогда ничего не брала. Нет, я, конечно, могла открыть пару ящиков, пока прибиралась, но я никогда ничего не брала, клянусь могилой собственной матери.

— Почему же она подумала, что это вы украли?

— Вот что мне хотелось бы знать. Когда я показала ей этот шарф, она разоралась, обвинила меня и выгнала из дома, как обычную воровку. Я даже не успела сказать ей, где я нашла эту гребаную вещицу.

— В этом было что-то странное?

— Ну, нашла-то я шарф в комнате молодого мистера Джереми, пока пылесосила под кроватью. Запихан под матрас, будто он пытался его спрятать, вот так.

— И вы не сказали об этом его матери? — спросил Девейни. Что-то тут было не так, но он пока не понимал, что.

— А как я могла? Меня вытолкали за дверь, когда я еще и слова не произнесла.

— А другой одежды вы не находили?

— Нет, больше ничего. И вы можете не сомневаться, я встала на колени и все обыскала под кроватью. И что парень делал с шарфом леди? Хотела бы я знать!

— Вы никому не говорили о вашем увольнении?

— Распространять о себе ложь? Нет, благодарю вас. Лучше ничего не говорить вовсе, подставить другую щеку, как велел наш Господь. Ну, и ни за какие деньги меня там не будет.

Девейни сменил тему разговора:

— Миссис Хернанс, как вы полагаете, Осборны ладили со своими соседями?

— А, конечно, не очень. Но Брендан Мак-Ганн всегда был слегка того, я считаю. А его сестра разыгрывает невинность, пытается подцепить на крючок мистера Хью с той самой минуты, как его бедная жена исчезла. Наглая она ужасно, эта Уна Мак-Ганн. Никакого стыда вовсе. Тошно смотреть.

— Почему вам кажется, что она хочет подцепить Хью Осборна?

— Ну, а разве я не видела их постоянно, когда ездила на велосипеде: то он подвозил ее, то она болтала с ним через окно машины? Это никогда не прекращалось, имейте в виду, даже после того как он женился. Но она никогда не заполучит его, ни за какие слезы и сладкие улыбки.

Когда Девейни покинул миссис Хернанс и глубоко вдохнул свежий воздух, он, словно в припадке клаустрофобии, представил, как она изо дня в день сидит в своей комнате: пьет чай, курит, варит бекон и капусту на обед, считает время до любимой телевизионной передачи и заводит часы перед сном, чтобы они, не умолкая, отсчитывали уходящие мгновения ее жизни.

— У вас есть фонарик? — спросил Кормак. Нора похлопала по карману своей куртки. Был вечер понедельника, почти весь день они провели на раскопках, а теперь направлялись к башне, пока Хью Осборн не вернулся из Голвея. День был таким же, как вчера, облачным, но теплым, в воздухе ощущался запах озерной воды. Лишь редкие птичьи трели нарушали тишину, пока они шли вдоль стены поместья к лесу. Нора впереди, а Кормак следовал за ней.

— Внимательно смотрите под ноги, когда мы приблизимся, — сказал он. — Можете подвернуть ногу, если не будете осторожны.

Со вчерашнего утра он был очень заботлив и жалел, что прошлой ночью она осталась в своей комнате одна. В конце концов она убедила его, что прекрасно справится и в одиночестве, однако решила не пренебрегать его заботами. Они прошли около ста пятидесяти ярдов, когда она остановилась. Сквозь густоту листьев виднелись очертания башни. Кормак начал рассказывать ей о конструкции башни, но вдруг замолк.

— Что случилось? — спросила она.

Кормак прижал палец к губам, а затем молча указал на дверь башни. Засов был отодвинут, а висячий замок болтался на скобе.

— И что мы будем делать? — прошептала Нора. Он жестами попросил ее прижаться к стене, пока он приблизится к двери. Кормак огляделся, поднял толстую ветку, валявшуюся рядом, перехватил ее поудобнее и подцепил массивную деревянную дверь. К удивлению Норы, она легко распахнулась, словно петли были смазаны. Никакой реакции не последовало, ни звука или движения. Они обменялись взглядами и медленно двинулись в башню. Внутри было темно и сыро. Узкие бойницы в толстых стенах едва пропускали воздух и свет. Луч фонарика осветил каменную лестницу, которая огибала помещение, исчезая в отверстии деревянного потолка. Нора порылась в карманах и включила свой фонарик. Его свет упал на груду толстых книг и кучу шерстяных одеял, сваленных на грязном полу в одной из частей комнаты. Она пошевелила одеяла ногой и увидела: одно из них было вовсе не одеяло, а большая шаль или что-то вроде того, прошитое золотыми нитями. Пол, казалось, подметали. Возле одеял стоял деревянный ящик, покрытый лужами расплавленного воска и свечными огарками. В сущности, полусожженные свечи валялись повсюду: конусообразные и форме столбиков, но в основном маленькие церковные свечки. На ящике около самодельной постели лежала в беспорядке куча новых свечей. Когда Кормак повернулся, его фонарик скользнул по груде ящиков у стены, и он тщательнее направил фонарь, чтобы рассмотреть, что там было.