Эрин Харт - Земля призраков

Никто не заметил приблизившегося Хью Осборна, который уже стоял на краю котлована среди криминалистов. Прежде чем кто-то успел его остановить, Осборн спрыгнул вниз и вырвал из рук Кормака фонарик. Девейни поднял руку, останавливая собиравшихся последовать за Осборном коллег. У входа в подземелье Осборн упал на колени и судорожно схватил ртом воздух. Затем он заглянул внутрь, и то, что он увидел, заставило его испустить глубокий выдох, похожий на стон, в котором смешались надежда, страх и ожидание. Подобное ночному кошмару видение, однако, не растаяло, и Осборн медленно осел вниз, и фонарик, все еще горевший, выпал из его рук. Никто не говорил и не двигался, пока Осборн сам не нарушил тишину.

— Благодарю вас… благодарю, что отыскали их, — хрипло проговорил он, обращаясь в пустоту. Затем он как-то неуверенно поднялся и отсутствующе огляделся вокруг, словно не понимая, как выбраться из ниши.

— Я пойду теперь, — сказал он. — Вы знаете, где меня найти.

Два офицера помогли ему вылезти, и Девейни велел им проводить Осборна в дом. Кормак поднялся за ним и поискал лицо Норы в толпе. Когда он подошел, она смахивала слезы.

Кормак поставил перед Хью Осборном кружку с чаем, когда послышался легкий стук в кухонную дверь. Это была Уна Мак-Ганн. Должно быть, она услышала о последних событиях в деревне; слухи распространились моментально. Осборн не встал, чтобы поздороваться с ней, но вместо этого опустил голову и обхватил ее руками в позе крайней безысходности. Когда она мягко положила руку на плечо Осборна, Кормак осознал: Уна была первым человеком, выразившим хоть какое-то сочувствие, и почувствовал стыд. Затем дверь с неистовым грохотом распахнулась.

— Ты гребаный ублюдок, — ревел Брендан Мак-Ганн, направляясь к Уне и Хью. Его лицо пылало от ярости. — Твоя жена еще не в могиле, а ты уже ухлестываешь за моей сестрой! Прочь с дороги, Уна! Прочь с дороги!

Он схватил сестру за плечи и грубо оттолкнул в сторону, а затем обернулся к Хью Осборну, который привстал, глядя на него с изумлением. Брендан врезал ему кулаком в челюсть, отчего Осборн опрокинулся на стол. Сахарница и кружки разбились о каменный пол.

— Ты, гребаный отморозок, вставай и дерись!

Оглушенный Осборн пошатывался, но не успел Брендан ударить его еще раз, как сзади Кормак перехватил его руку и оттащил в сторону.

— Ну, — рявкнул Брендан, — а ты что скажешь, англичанин? — На его губах выступила пена.

Уна бросилась успокаивать Осборна, а затем развернулась к брату:

— По какому праву ты врываешься сюда, швыряясь обвинениями? Ты ничего не знаешь о наших отношениях! Ничего! Я нашла вещи, которые ты спрятал, Брендан, все эти газетные вырезки, свидетельство о рождении Айоф и заколку для волос — заколку Майны — и ничего не сказала. Я никогда не думала, что ты можешь причинить кому-то зло, но я ни во что теперь не верю, Брендан, я больше не понимаю тебя.

Пока Брендан слушал сестру, его напряженные мускулы расслабились, и Кормак освободился от его хватки.

Брендан тихо заговорил:

— Ты думаешь, я… А, Иисусе, Уна, ты и в правду поверила, что я могу причинить вред женщине… и ребенку? Я нашел это, — продолжил он, и его голос дрогнул. — Я нашел эту заколку в гнезде какой-то гребаной галки, клянусь. А что до прочего, то ты не можешь обвинять меня в подозрительности. Люди видят, как он каждый день тебя подвозит, а потом ты оказываешься беременной, что же нам думать? Мы не идиоты. А в результате он смывается, женится на другой и бросает тебя и Айоф на произвол судьбы. Я не могу спокойно видеть, как ты вкалываешь, а он сидит в своем огромном гребаном доме и указывает людям, что им делать, не желая уделить и шиллинга для собственной дочки. И только его ты слушаешь, Уна, его, а не меня, — ткнул он пальцем в Осборна. — Спроси его, почему его жена и сын оказались мертвы. Спроси его.

Осборн все еще выглядел ошеломленным и стирал с уголка рта кровь. Казалось, он полностью сбит с толку, но, увидев, до какой степени озлоблен Брендан, начал понимать, в чем дело.

— Это вы послали заколку для волос? И то письмо, обвиняющее меня, — частному детективу в Голвее? А Майне написали не вы ли? — Брендан виновато отвел глаза. — Вы или нет? Как раз перед тем как она исчезла. Люси показала мне его следующей ночью, она сообщила, что нашла письмо дня два назад, перелистывая книгу Майны. Когда я позвонил ей с той конференции ночью, мне показалось, что она расстроена, но она не призналась мне, что ее беспокоит. Это было злое, трусливое письмо. Вы заставили ее поверить, что я предал ее. И я так и не успел… Ты, тошнотворный ублюдок! — Теперь уже Осборн кипел от гнева. Рванувшись, он схватил Брендана за горло.

— Прекратите, прекратите! — закричала Уна, из последних сил растаскивая мужчин в разные стороны. Она подошла почти вплотную к брату и, дрожа от ярости, заговорила:

— Хью не отец Айоф. Ты хочешь снова это услышать? Иногда мне хочется, видит Бог, чтобы он был ее отцом, но это не так. Но Хью — единственный человек, который поддержал меня, когда я была беременна, единственный, кто понял, как я беспомощна и сбита с толку. И знай: отец Айоф — один из моих университетских преподавателей. Может, мне стоило поговорить с ним — но я уехала, Брендан, только потому, что считала себя гребаной дурой. Хью знал о ваших сплетнях. Но он мирился со всеми этими взглядами и шепотками, потому что я просила его ничего не предпринимать. Теперь ты удовлетворен, Брендан? Ты, черт побери, удовлетворен?

— Почему ты не пришла к нам, Уна? К маме и ко мне? Почему ты пошла к чужаку? Мы бы позаботились о тебе, Уна. Мы бы помогли тебе.

Боль в голосе брата была неподдельной, но на лице Уны застыло недоверие.

— Ты знаешь, что этого бы никогда не случилось, Брендан. Прости за все, что я сделала. Я знаю, как ты мучился с мамой, прости, что меня не было рядом, чтобы помочь тебе. Но я не жалею о рождении Айоф. И вернулась сюда, несмотря на всю вашу узколобость и подозрительность. Я хотела, чтобы у моей дочери были дом и семья, Брендан. Вы с Финтаном — все, что у нас есть, помоги нам Боже.

Брендан беспомощно развел руками:

— Уна…

— Твои извинения здесь не нужны. Иди домой, Брендан. Ты пойдешь домой?

Он повернулся, чтобы уйти, но остановился в открытой двери и, не глядя ни на кого, адресовал свои последние слова Кормаку:

— Я оплачу ремонт ваших машин. Я напился. Голову потерял.

Таково было последнее признание Брендана. Он затворил дверь и ушел.

Уна начала подбирать разлетевшиеся по полу осколки. Теперь уже Хью Осборну пришлось ее утешать. Он взял осколки из ее рук, положил их на стол, затем поднял Уну на ноги и обнял. Она попыталась взять себя в руки, но когда он усадил ее на скамью рядом с собой, разразилась судорожными рыданиями. Кормак и Нора закончили то, что начала Уна: вытерли молоко и чай, подмели сахар, выбросили осколки посуды. К тому времени, когда они закончили, Уна успокоилась. Теперь они с Хью Осборном сидели бок о бок, сжав край скамьи соединенными руками и каждый порознь вглядываясь в бездну своего прошлого.