Роберт Ладлэм - Уик-энд с Остерманом

— Но почему Цюрих? Что там в Цюрихе?

— Большая степень свободы, — мягко ответил Берни.

— Вот оно что! Вот в чем ты меня старался убедить прошлой ночью! «Чего бы тебе хотелось больше всего?» — спросил ты. Это твои слова!

— Да, через Цюрих можно неплохо заработать, и я не собираюсь этого отрицать.

— Через «Омегу»! Вот как ты сделал деньги, верно? Это правда?

— Я не знаю, что это значит, — помрачнев, сказал Берни.

— Дик и Джой! Они связаны с «Омегой»! Как и ты! С «Порванным ремнем»! Информация поступает в Цюрих! И за информацию платят!

Лейла вцепилась в руку мужа:

— Берни, те телефонные звонки! И сообщения…

— Лейла, прошу тебя… Послушай, Джонни. Клянусь тебе. Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Прошлым вечером я хотел предложить тебе помощь, и только это имел в виду. Можно сделать неплохие вложения, и я хотел предложить тебе средства для них. Вот и все.

— Не за информацию? Не для «Омеги»?

Лейла стиснула руку мужа, тот лишь молча посмотрел на нее, давая взглядом понять, что нужно успокоиться. Затем снова повернулся к Таннеру:

— Не представляю себе, какая у тебя может быть информация, в которой бы я нуждался. И не знаю я никакой «Омеги». Понятия не имею, что это такое.

— Так Джой имеет! И Дик! Они оба приходили к Элис и ко мне! Они угрожали нам.

— О Господи, Берни, что-то случилось… — Лейла не могла с собой ничего поделать. Повернувшись, Берни обнял ее.

— Что бы там ни было, к нам отношения это не имеет… Тебе лучше рассказать, в чем дело. Возможно, нам удастся помочь.

Таннер посмотрел на них. Берни и Лейла стояли бок о бок, обнимая друг друга. Он так хотел верить им. Ему отчаянно нужны союзники, он так нуждался в друзьях. Да и Фассет ведь говорил то же самое: не все могут иметь отношение к «Омеге».

— Вы в самом деле ничего не знаете? Вы ничего не знаете об «Омеге»? Или что значит «Порванный ремень»?

— Нет, — просто ответила Лейла.

И Таннер поверил. Он должен был поверить, ибо это означало конец одиночеству. Так он им и сказал. И все поведал.

Абсолютно все.

Когда он закончил, пара литераторов застыла на месте, молча глядя на Таннера. Начало моросить, но никто не обратил внимания на первые капли дождя. Наконец заговорил Берни:

— И ты подумал, что я говорил о… что мы имеем к этому какое-то отношение? — не веря собственным словам, Берни прищурился. — Господи! Да это же просто бред!

— Нет. Реальность. И я в этом убедился.

— Ты говоришь, что Элис ничего не знает? — спросила Лейла.

— Мне велено ничего не говорить ей, и только на таких условиях все рассказали!

— Кто? Тот, кого ты не можешь теперь найти даже по телефону? Некий человек из Вашингтона, которого там не знают? Тот, кто вывалил на тебя кучу вранья о нас?

— Но человек погиб! И моя семья могла погибнуть в прошлую среду! Тремьяны и Кардоне одурманены прошлой ночью!

Остерман взглянул на свою жену и снова перевел взгляд на Таннера.

— Если они в самом деле были одурманены газом, — мягко сказал он.

— Ты должен все рассказать Элис, — возбужденно сказала Лейла. — Ты не имеешь права дальше держать ее в неведении.

— Я знаю. Так и сделаю.

— А затем всем нам придется уехать отсюда, — сказал Остерман.

— Куда?

— В Вашингтон. Там у нас есть один-два сенатора и несколько конгрессменов. Наши друзья.

— Берни прав. У нас есть крепкие связи в Вашингтоне.

Дождь усилился.

— Пойдем в дом, — сказала Лейла, легко коснувшись плеча Таннера.

— Подожди! Там нам поговорить не удастся. Мы не можем свободно говорить в доме. Он прослушивается.

Берни и Лейла Остерманы дернулись, словно после удара по лицу.

— Весь? — переспросил Берни.

— Я не уверен… Теперь я ни в чем не уверен.

— Значит, мы не можем свободно разговаривать в доме, или же нам надо включать радио на полную громкость и говорить шепотом?

Таннер посмотрел на своих друзей. Слава Богу! Слава Богу!

Начало его возвращения в Здравый Смысл положено.

Прошло меньше часа, и обнарушился тот самый июльский шторм. Радио обещало от семи до десяти баллов, все суда среднего тоннажа от Гаттсраса до Род-Айленда получили штормовое предупреждение, наводнение могло угрожать и Сэддл-Уолли.

Элис проснулась при первых раскатах грома, и Джон сказал ей, точнее, шепнул на ухо — радио было включено на полную мощность, — что им надо быть готовыми уехать с Берни и Лейлой. Он притянул ее к себе и попросил не задавать вопросов, а просто довериться.

Детей отвели в гостиную с телевизором. Элис сложила и поставила у входа два чемодана. Лейла сварила яйца и сделала бутерброды.

Берни сказал, что придется ехать без остановки час или два.

Глядя на эти сборы, Таннер мысленно возвращался к событиям четвертьвековой давности.

Эвакуация!

В полтретьего зазвонил телефон. На том конце истерически орал совершенно раздавленный Тремьян, который — врет, подумал Таннер, — рассказал, как они очутились у старого здания станции на Ласситер-роуд, а потом сообщил, что они с Джинни в таком состоянии, что не смогут приехать на обед. На субботний обед уик-энда с Остерманами.

— Ты должен рассказать мне, что происходит, — Элис говорила с мужем в буфетной. На полную мощность тут был включен транзистор, и она старалась его перекричать. Он взял Элис за руки, предупреждая вопросы, и привлек к себе.

— Верь мне. Прошу тебя, верь мне, — шепнул он. — Я все объясню в машине.

— В машине? — глаза Элис расширились в испуге, и она поднесла ладонь к губам. — О Господи! Ты хочешь сказать, что не можешь говорить?

— Верь мне.

Пройдя в кухню, Таннер махнул рукой Берни:

— Давай грузиться.

Они взялись за чемоданы.

Когда Таннер и Остерман вернулись из гаража, Лейла стояла у окна кухни, глядя на задний двор:

— Похоже, шторм усиливается.

Зазвонил телефон и Таннер снял трубку.

Кардоне был предельно взбешен. Он клялся и божился, что разорвет на мелкие куски и уничтожит того сукиного сына, который усыпил их. В то же время он был удивлен и растерян. Часы стоили восемьсот долларов, а остались на руке. В бумажнике по-прежнему лежала сотня-другая долларов.

— Полиция, Дик, сказала, что украдены какие-то бумаги. Что-то по Швейцарии и Цюриху.

Таннер явственно услышал, как у Кардоне булькнуло в горле, и наступило молчание.

Когда Джой снова подал голос, его едва можно было разобрать:

— Это не имеет ко мне никакого отношения!

А затем без всякого перехода стал нудно объяснять Таннеру, что только что позвонили из Филадельфии и сообщили о тяжелой болезни отца. Так что они с Бетти пока побудут дома. Может, удастся увидеться в воскресенье. Таннер повесил трубку.

— Эй! — что-то на лужайке привлекло внимание Лейлы.

— Посмотри на зонтики. Их сейчас сорвет ветром, и они улетят.