Сабина Тислер - Я возьму твою дочь

— Ну конечно! — насмешливо сказала Яна. — Я всегда преувеличиваю! Но получается, что нетерпимое отношение дочери, ее ненависть и есть благодарность за то, что я пожертвовала своей карьерой, изображаю из себя домохозяйку, няньку, ревнителя морали и выполняю всю грязную работу. Знаешь, что я на это скажу?

— Нет, — ответил Йонатан, надеясь, что этот разговор скоро закончится, потому что он чувствовал себя словно у позорного столба.

— С меня хватит, дорогой! Больше я в этом не участвую. Я брошу тебя, Йонатан.

У Йонатана отвисла челюсть.

— Как? — спросил он.

— Извини, я не так сказала, — спокойно ответила Яна. — Я не совсем правильно выразилась. Я брошу не только тебя, я оставлю вас. Жизель может жить у тебя. У своего сверхлюбимого папочки, которого она с таким нетерпением, но напрасно ждет каждый день. В любом случае, ясно одно: я больше не позволю делать из себя дуру!

Все было понятно. Йонатану показалось, что он падает в бездну. Он помолчал, словно ожидая удара о землю, и сказал:

— Ты не можешь так поступить, Яна!

— Еще как могу!

— Жизель семь лет. С ней нельзя так поступать. Ты что, не соображаешь, что она не понимает, что делает? Что она не отдает себе отчет в своем поведении? Еще не может отдавать себе отчет?

— Отнюдь! — воскликнула Яна. — Ты что, совсем меня не слушаешь? Я и без тебя знаю, что она пока еще не осознает, что делает, но именно в этом-то и состоит проблема! У нее сложилась простая схема: мама — дура, папа — хороший! И это выводит меня из себя. У нас каждый по себе, Йон! Мы не решаем бытовые проблемы вместе, как в других семьях, где дети узнают от родителей о положительных и отрицательных сторонах жизни. По отношению ко мне это не только несправедливо, но и по-настоящему подло. Ты испортил мне жизнь!

— Вот как! Значит, это я виноват! — Йонатан тоже начал злиться. — Ты облегчаешь себе задачу тем, что винишь во всем меня, когда у тебя возникают проблемы с дочкой, хотя я делаю свою работу и забочусь о том, чтобы мы могли жить в этом доме и не думать о том, сколько стоят повидло, колбаса и яйца.

— А какое, собственно, мне отведено место? — Яна вскочила, подошла к окну и распахнула гардины. — Ты ничего не понимаешь! Абсолютно ничего! Да, все, что я прочитала в какой-то газете, верно: с мужчинами говорить невозможно!

— Да знаю я, что ты имеешь в виду, — попытался успокоить ее Йонатан после бесконечной и болезненной паузы. — Наверное, и в самом деле невозможно избежать конфликтов, если вы целый день вместе и тебе приходится запрещать ей что-то. Поэтому она больше сердится на тебя, чем на меня. Но это заложено в природе, и тут ничего не зависит ни от меня, ни от Жизель, ни от тебя.

— Как чудесно ты проанализировал проблему! Я потрясена, — прошипела Яна и холодно улыбнулась. — Если никто не при чем, все хорошо. Значит, я должна все принимать как есть. Как плохую погоду. — Она встала, достала из холодильника коробку шоколадных конфет, нетерпеливо разорвала упаковку и сунула в рот сразу две конфеты. — Загвоздка в том, мой дорогой, — сказала она, — что я от этого погибаю. Я страдаю, как бездомная собака, в то время как вы вдвоем великолепно реализуете себя. Ты здесь, в Берлине, изображаешь из себя величину, которая уже даже с бургомистром на «ты», а Жизель — любимица своего классного руководителя, наконец-то особенный ребенок среди всех этих идиотов, маленькая девочка, которой, между прочим, уже удается рисовать белых лебедей на белом листе бумаги.

— Когда-нибудь она станет одним из величайших художников этой страны, Яна, ты не можешь этого не видеть.

«Я была такой же. Я была гениальной, я была одной из величайших танцовщиц страны! Я, я, я! А ты уже забыл об этом!» — подумала она, задыхаясь от обиды, и ее глаза наполнились слезами.

Йонатану стало бесконечно жаль Яну. Он хотел встать и обнять ее, чего давно не делал, но она уже вышла из кухни, и он услышал, как хлопнула дверь ванной комнаты.

На следующий день он купил двадцать пять красных роз и бутылку шампанского, приготовил на ужин несколько изысканных салатов, с любовью накрыл стол и зажег свечи. Было видно, как обрадовалась Яна.

— Я тебя люблю, — сказал Йонатан за ужином, — и сделаю все, действительно все, чтобы сохранить наши отношения.

Яна кивнула.

— Знаешь, дорогая, у меня появилась одна идея. Я много думал и хорошо могу себе представить, как ты страдаешь: целый день дома одна, без любимой работы. Поэтому решил предложить тебе кое-что. Правда, план еще не окончательно созрел, но мы уже можем все обсудить.

Яна вздохнула.

— А что, если мы перестроим дом?

Яна, широко раскрыв глаза, внимательно слушала его.

— Как ты смотришь на то, что мы пристроим к дому зал? Не такой большой, как в театре, но достаточный, чтобы в нем могли заниматься до десяти человек. С застекленной стеной, обращенной в сад. Со станком, зеркалами и паркетным полом. Ты откроешь свою балетную школу, Яна! Бывшая прима-балерина дает уроки! Это же сенсация, сокровище мое! Люди будут ломиться к тебе на уроки и записывать своих детей, от них отбоя не будет!

Яна скептически посмотрела на него, но ничего не сказала.

Йонатан вошел в раж, все больше и больше восторгаясь своей идеей.

— Паркетный пол — это класс! Это на случай, если ты захочешь преподавать степ. Слушай, это будет не зал, а мечта: с видом на сад и залитый солнцем! Слава богу, у нас достаточно большой участок земли. При хорошей погоде вы сможете заниматься даже на воздухе, на лужайке. Кладовую и гараж мы переделаем на душевые и раздевалки, а к ним пристроим два туалета. Заходить в студию можно будет через боковой вход. Мы уменьшим наполовину коридор и сделаем из него приемную с маленьким бюро. У тебя будут фантастические условия, и ты сможешь сама решать, сколько, как долго и как часто будешь работать. А когда разнесется весть о том, что бывшая прима-балерина Немецкой оперы открыла балетную студию, тут будет полным-полно людей. В этом я совершенно уверен.

— Ты это уже говорил.

— Да. Но я действительно верю в это! Яна, я знаю несколько человек, от которых слышал, что они с удовольствием отдали бы детей в балетную школу, но только профессиональную. Это было бы идеально! А также вполне финансируемо. Если хочешь, мы немедленно займемся этим.

Яна была обескуражена, но глаза ее загорелись.

— Да, — через какое-то время тихонько сказала она. — Да, да, да, да, да! — И засмеялась. — Я считаю, что это гениально, Йон! И почему мы раньше до такого не додумались?

— В том-то и беда, — сказал Йонатан, — что самые простые вещи всегда приходят в голову или слишком поздно, или вообще не приходят.

Девять шагов до двери ванной комнаты родителей, перед дверью — еще две ступеньки. Затем три шага, снова ступенька на небольшое возвышение, один шаг вправо к двери, две ступеньки прямо до раковины умывальника, еще два шага влево к туалету. Она уже больше не вела счет, а двигалась в доме уверенно и всегда точно знала, где находится. Она пересекла ванную комнату, зашла в комнату, где стояли шкафы, дальше — пять шагов налево к лестнице, затем тринадцать шагов и немножко налево. Обычно она держалась за перила, хотя в этом и не было необходимости. Она здесь еще никогда не падала.