Харлан Кобен - Шесть лет

— Что с ними произошло?

— Сразу несколько событий. Ходили слухи об их браке.

— Какие слухи?

— А какие всегда ходят в студенческих городках? Маленькие дети, рассеянная жена, привлекательный мужчина на кампусе с привлекательными студентками. Я дразню вас по поводу молоденьких девушек, выстраивающихся в очередь перед вашим кабинетом, но я видела слишком много разрушенных жизней из-за соблазна.

— У него были интрижки со студентками?

— Может быть. Не знаю. Это были слухи. Вы слышали о вице-председателе Рое Гордаке?

— Я видел его имя на нескольких почётных табличках.

— Аарон Клейнер обвинил Гордака в плагиате. Обвинение так и не было предъявлено, поскольку вице-председатель — очень высокий пост. Аарон Клейнер был понижен в должности. Затем, он был вовлечён в скандал с мошенничеством.

— Профессор жульничал?

— Нет, конечно же, нет. Он выдвинул обвинение против одного или двух студентов. Я уже не помню подробности. Наверное, это и было его погибелью. Не знаю. Он начал пить. Он стал вести себя всё более и более эксцентрично. Тогда и появились слухи.

Она снова посмотрела на фотографию.

— Поэтому его попросили написать заявление об увольнении?

— Нет, — ответила миссис Динсмор.

— Тогда, что случилось?

— Однажды его жена вошла в эти самые двери. — Она показала на дверь позади себя. Я знал эти двери. Я проходил через них тысячи раз, но всё же посмотрел на них, как будто мама Натали может снова появиться там.

— Она плакала. Истерически. Я сидела на том же, где и сейчас, на том же самом месте, за тем же самом столом…

Её слова затихли.

— Она хотела увидеться с профессором Юмом. Его не было на месте, поэтому я позвонила ему. Он поспешил сюда. Она рассказал ему, что профессор Клейнер исчез.

— Исчез?

— Он собрал вещи и сбежал с другой женщиной. Бывшей студенткой.

— С кем?

— Не знаю. Как я уже говорила, у неё была истерика. В течение следующих нескольких дней он не перезванивал. А мы в свою очередь не могли дозвониться до него. Мы ждали. Помню, что у него были занятия после обеда. Он так и не появился. Профессор Юм был вынужден заменять его. А потом и другие преподаватели по очереди заменяли его до конца семестра. Студенты были по-настоящему расстроены. Родители звонили, но профессор Юм успокоил их, поставив всем оценку «А». Она пожала плечами, подвинула ежегодник ко мне и притворилась, что вернулась к работе.

— Мы никогда больше ничего не слышали о нём.

Я сглотнул.

— А что случилось с его женой и дочерями?

— Тоже, думаю.

— Что это значит?

— Они переехали в конце семестра. И я больше ничего о них не слышала. Я всегда надеялась, что они, в конце концов, переехали в другой колледж, и всё наладилось. Но, полагаю, этого не случилось, так?

— Да.

— Так, что с ними произошло? — спросила миссис Динсмор.

— Не знаю.

Кто бы мог знать?

Ответ: Сестра Натали, Джули. Она отшила меня по телефону. Интересно, удачливее ли я буду при личной встрече?

Я шёл назад к машине, когда зазвонил телефон. Я посмотрел на номер телефона. Код — 802.

Вермонт.

Я нажал кнопку ответа и сказал «алло».

— Эм, привет. Ты оставил свою визитку в кафе.

Я узнал голос.

— Куки?

— Нам нужно поговорить, — сказала она.

Я сжал телефон сильнее.

— Слушаю.

— Я не доверяю телефонам, — сказала Куки. В её голосе была слышна дрожь. — Ты не мог бы приехать сюда?

— Если хочешь, я могу сейчас же выехать.

Куки объяснила, как добраться до её дома, который располагался недалеко от кафе. Я поехал по 91 на север и безуспешно пытался не торопиться. Сердце билось в груди, казалось, под ритм любой песни. К тому времени, когда я доехал до границы штата, была уже полночь. Я начал это утро с того, что прилетел, чтобы увидеть Делию Сандерсон. Это был длинный день, и в какой-то момент я ощутил, на сколько измотан. Я вспомнил, как в первый раз увидел картину Натали с коттеджем на холме. Тогда Куки подошла сзади и спросила, нравится ли она мне.

«Почему, — снова спросил я себя, — когда я был в кафе в последний раз, Куки вела себя так, как будто не помнила меня?»

Мне ещё кое-что вспомнилось. Кто-то сказал мне, что не было никакого «Поселения творческого восстановления», но когда мы с Куки разговаривали, она сказала: «Мы никогда не работали в усадьбе».

Тогда я не обратил на это внимание, но если не было никакого поселения на холме, разве вы не ответите что-то в духе:

— А? Какое поселение?

Я замедлился, когда проезжал мимо кафе Куки. Здесь было только два уличных фонаря, оба были на длинных ногах, откидывая угрожающие тени. Ни намёка на людей. Центр маленького городка был абсолютно тихим, слишком тихим, как в сцене фильма о зомби перед тем, как герой будет окружён хищниками-пожирателями. Я свернул направо, проехал ещё около километра, повернул ещё раз направо. Здесь не было фонарей. Только свет, исходящий от фар. Во всех домах и строениях, которые я проехал, был тоже выключен свет. Похоже, никто здесь не оставлял свет, чтобы обезопасить себя от грабителей. Умный ход. Я сомневался, что грабители смогут найти дома в темноте.

Я сверился с GPS и увидел, что я в километре от пункта назначения. Ещё два поворота. Что-то похожее на страх начало разливаться по груди. Мы все читали о том, как некоторые животные и морские существа могут чувствовать опасность. Они на самом деле могут ощутить угрозу или даже надвигающуюся природную катастрофу, словно если бы у них был радар на выживание или невидимые щупальца, распластавшиеся во все углы. Где-то глубоко внутри меня первобытный человек должен был тоже обладать этой способностью. И все эти приспособления для выживания остались у нас. Возможно, они просто дремлют. Если их не использовать, то они могут отмереть. Но инстинкты неандертальца всегда с нами, скрываясь под нашими рубашками.

Используя термины из молодёжных комиксов, мои паучьи чувства обострились.

Я выключил фары и притормозил у тротуара в кромешной темноте практически на ощупь. Здесь не было камней, обрамляющих улицы. Тротуар просто сменялся травой. Я не знал, что буду делать дальше, но чем больше я думал об этом, тем больше осознавал, что, возможно, такие предосторожности в порядке вещей.

Я решил идти отсюда пешком.

Я вылез из машины, и, когда закрыл дверь и свет исчез, я понял, насколько же темно вокруг. Тьма казалась живой, поглощающей меня, застилающей глаза. Я подождал минуту или две, пока глаза не привыкли. Умение глаз приспосабливаться к темноте — ещё один талант, который, несомненно, достался нам от первобытного человека. Когда мои глаза привыкли настолько, что я смог увидеть, по крайней мере, дорогу в метре от себя, я пошёл вперёд. Ещё у меня был смартфон. На нём было загружено приложение, которым я никогда не пользовался, но, которое было, наверное, особенно полезным и наименее технически сложным. Это был простой фонарик. Я подумывал включить его, но потом решил, что не стоит.