Шамиль Идиатуллин - Варшавский договор

Ждать пришлось недолго, но Миша отчаянно замерз, и к тому же не угадал с направлением, в котором двинется лысый из кафе. А бежать было нельзя – следовало держать темп, не сильно отличающийся от среднестатистического на этой улице. Спасибо морозу и ветру за выгодную статистику, но серьезное ускорение все равно было приметным. Пришлось идти рваным зигзагом, правая нога спешила, левая тормозила, ледяная корка под подошвами радостно дирижировала. Изматывает такой ход страшно, зато редкий снайпер попадет. Мы умеем находить позитив в стаканах любой наполненности.

На втором перекрестке, у проспекта Мира, лысый пропал. Миша обмер. Но тут между двумя мадамами в шубах – мама толстая и в облезлой норке, дочь толстеющая и в сомнительном еноте, – мелькнула согнутая почти в шар спина под коротким серым пальто. Миша возликовал, наддал и наконец приноровился больше не терять объект. Теперь можно было пошуршать соображениями на тему того, кто этот объект есть и с чем его есть.

Объект выглядел по-народному: одет не бедно, но и не богато, не броско, но и не совсем совок, так – легкая старомодность, при этом не с папиного плеча. Обувь Миша разглядеть не сумел, но, судя по быстрому уверенному ходу, она была неплохой, а подошвы – не лысыми. Жаль, было бы гармонично.

Вот лысина лысого как-то характеризовала. То есть сам факт раннего облысения со лба мало о чем говорил. В теории, связывающие природное скинхедство с умом, потенцией или хитрованством, Миша не то чтобы не верил – просто не находил для них прочных оснований. Косвенные признаки были выразительней. Во-первых, преследуемая лысина старательно обновлялась – так, что участок выпадения от участка выбривания практически не отличался, в том числе на затылке. Парень за собой следил и либо регулярно бегал к парикмахеру, либо обзавелся специальными бритвами, а также умением поглядывать за ухо и закидывать руку за лопатку. Ну или покладистой женой. Во-вторых, лысина была сравнительно модной. Очень сравнительно – мода уже подыхала, но, с учетом альтернативы (пучки вокруг самурайской тонзуры либо роскошный зачес подрощенной височной пряди через всю голову), могла подыхать до полной победы лобковых трансплантаций. Стало быть, товарищ за модой следил – ну или относился к себе с уважением. Показатель не слишком редкий, но все равно достойный. В-третьих, лысина категорически не соответствовала погоде. Пешеходы такие прически редко носят, а для чулманских пешеходов столь отточенный подход грозит выстуживанием всех пазух и мозолистых тел, а также превращением пешехода в еле живое пособие для каждой мамы, грозящей бесшапочным отпрыскам жуткой болезнью под названием менингит. Болезнь на самом деле вирусная и отрицательным градусом не передается – тем значимей будет подвиг превращения мамы в пророчицу, а угрозы – в болезненную правду.

В общем, не пехотной эта прическа была. С высокой долей вероятности можно было предположить, что и лысый не был пехотинцем. Вопрос в том, где и почему шевалье оставил свою шваль.

Допустим, он старый чайник не телом, так духом, и на зиму припарковал машину в дальнем гаражике, над залежами картошки и посреди банок с вареньем, а также неизрасходованных обойных рулонов.

Не похож.

Тогда допустим, что у лысого машина сегодня не завелась из-за мороза. Но минус двадцать для местных условий вполне рабочая температура, а ветер, выжимающий дух из людей, на аккумуляторы и свечи особо не влияет. Вряд ли местные покупали авто, не приспособленные к рабочим условиям.

Еще допустим, что лысый машину разбил – вчера или неделю тому. Вот это хороший вариант. Потому и с белобрысым встречался – тот мог чего полезное подсказать по поводу разматывания ДТП его коллегами – да хоть бы и ментами. Пусть эта версия будет опорной, а с краешку мы положим еще один непротиворечивый вариант – лысый такой же приезжий, как и Миша, вот пешком и бегает.

Обе версии развязывали руки. Если лысый проходит по делу о ДТП, и дело это требует консультаций с перцем из СКР, – значит, есть в этом деле сильно обиженные стороны, которые могут лысого сильно не любить. Коли с лысым чего случится, то первый косяк как раз на терпил и упадет. А второго мы и ждать не будем. А если лысый приезжий, то случай с ним никого сильно не взволнует – кроме тех, к кому он приехал, ну и, может, белобрысого дознавателя. Наша задача – устранить почву для волнений. Дознавателем босс со Славкой займутся – уже занялись, очевидно, – а принимающая лысого сторона на мне. Не забыть уточнить этот момент, подумал Миша и плавно зашагнул за наращенное остекленными рамами крыльцо очередного магазина. Лысый затормозил и полез в карман джинсов.

За крыльцом удачно торчал щиток с пестрыми рекламками и объявлениями, лохмы которых застыли на морозе, как мгновенно высохшая ромашка. Миша невнимательно чирканул взглядом по диагонали, запоминая на всякий неправдоподобный случай: банк, секонд хэнд, банк, ломбард, русская семья снимет, татарская не отстанет. Босс мог потребовать отчета даже по такому поводу.

Щит и остекление не позволяли ни видеть, ни слышать черта лысого. Но даже если он отвечал на самый важный в жизни звонок, – а в карман так резко полез за телефоном, не за табакеркой же, – должен был или договорить уже и помчаться дальше, или добалтывать на ходу, как все нормальные люди. А Миша, как нормальный топтун, не должен был отставать.

Миша выступил из укрытия и чуть не ухнул в корявый сугроб. Черт лысый топтался на прежнем месте, но лицом к Мише, и вещал в прижатую к шапке трубку, рассеянно водя глазами. Запускаем план Б, он же упреждающий.

Миша так же рассеянно взглянул на лысого и неторопливо зашагал к нему. Лысый отвернулся, бубня в микрофон, – слегка, потом всем корпусом, сутулясь, чуть поводя плечами и задирая свободную руку к голове. Сигнал здесь был ни к черту. Миша прошел мимо серой перчатки, прижатой к серой шапке, и зашагал дальше, прикидывая, что вернее – замедлить ход, чтобы лысый обогнал снова, или подождать вон за тем обделанным багровой плиткой углом девятиэтажки. Навигатор, показания которого Миша вызубрил еще в кафе, утверждал, что в складках причудливо изогнутого многоподъездного дома ховался премиленький тупичок. Где можно глушить, крошить и потрошить – в зависимости от обилия прохожих.

Миша ускорил шаг и чуть не спикировал башкой в пунктирную ледовую дорожку, раскатанную безмозглыми пацанами. Посреди серо-коричневого снега, пересыпанного всякой химией, она была как черный глазок между серыми пальцами и виском лысого. Только что увиденный Мишей глазок. Который смотрел на Мишу. Потому что был не просто кусочком телефонной спинки, а кусочком с фотообъективом.