Измайлов Андрей - Белый ферзь

Не сегодня завтра либо родственники нагрянут (были у Тоболина родственники?), либо судебные исполнители… А пока – никого. Засада свое высидела. Раритеты возвращены Публичке. Все, могущее послужить доказательством вины подследственных, изъято в присутствии понятых.

А какой именно вины? Кража манускриптов из Российской национальной библиотеки? Да. Вот. доказательства…

Колчин искал доказательства иной вины. И нашел.

Он поднял тахту и рассмотрел содержимое вместилища: перьевая подушка без наволочки, ватное одеяло, шмотки.

Сыскари, конечно же, рассматривали содержимое вместилища. Извлекали, перетряхивали. Они искали то, что хотели найти. Потому и не обратили внимания – ну валяется и валяется, под тахтой вечно хранятся ненужные шмотки.

Колчин тоже искал то, что хотел найти. И без сантиментов: ах, я не хочу! лучше бы не находить! лучше не знать! Он уже ЗНАЛ: Инны нет. И теперешние поиски – поиски улик против тех, кто повинен в том, что Инны нет.

Дубленый полушубок с капюшоном. Полупердон. Мало ли что валяется в тахте у гражданина Тоболина. Ненужные шмотки. Зачем мужику под шестьдесят стильный женский полупердон? Задались сыскари вопросом? Нет. Мало ли! Внучке купил за копейки – секонд хенд ношеный, на Новый год. Да? Да. (Чёрта с два ТАКОЙ полушубок – на барахолке! Из Канады Колчин привез – Инне…).

Сыскари расследовали обстоятельства кражи рукописей, а не обстоятельства исчезновения Инны Колчиной.

Обстоятельства исчезновения… При каких обстоятельствах Инна сняла полушубок – неясно. Ясно, что он, полушубок, обнаружился в тахте на квартире Тоболина, который уже никогда не прояснит…

Колчин нащупал, внюхался. Это полушубок Инны. Карманы, разумеется, пусты. Но и без всяческих опознавательных мелочей – это ее полушубок. (Ключ, кстати! В колчинскую квартиру просто так, без «родного» ключа, не попасть. И ковыряться с отмычками – напротив чуткая борисенковская семья. Понятно, почему «парикмахерам» Кублановского не составило труда войти в квартиру на Шаболовке для насаждения «жучков». Ключ – «родной»). Вот и все… Сложилось.

Колчин усовал полушубок на прежнее место. Он не фетишист. И потрясать уликой перед виновниками тоже не станет: «Это не мы! Не мы! Понятия не имеем! – Ага? А на это что вы скажете?!». Абсолютно безразлично Колчину, что ОНИ скажут. Слушать он их не станет. Что он может от них услышать? «Не мы!». Он знает теперь доподлинно – ОНИ. Что он еще может от них услышать? «Да… мы, но мы не хотели!». А кого трогает, нехотя вы или в охотку? Колчина не трогает. Что он может еще и еще от них услышать? «Ой, простите-пощадите! Мы больше никогда…». Колчин не простит, не пощадит. И – что да, то да – ОНИ больше никогда…

Колчин погасил за собой свет. Раздвинул шторы. Защелкнул замок. Плюнул на бумажку, прилепил на место. Спустился по лестнице. Прошел двориком, под арку, по переулку. В машину. По Садовой. До Марсова поля. Через Троицкий мост. Каменноостровский. Черная речка. Коломяжский проспект. Гостиница «Чайка». Однако вполне-вполне он стал ориентироваться в городе Санкт-Петербурге. Беда-то какая – только сориентируешься, и пора уезжать… Не на ночь глядя, но с утра.

Сколько там до утра?..

Четверть третьего. Ночь.

Спать не хотелось и не моглось.

Ванны-фуро в номере не имелось. Хм. Азбука буддизма: МАМА МЫЛА РАМУ, А КРИШНА – АРИШУ. Ванны не имелось.

Он включил телевизор. Какие передачи в четверть третьего?! Такие.

«КТВ АРНИКА принимает заказы на демонстрацию фильмов в любое время суток. 301-20-20».

«Продается Форд-Транзит, 1984 года, белый. 4500 долл. Торг уместен. 394-76-76».

«Натуся! Я люблю тебя! Дрюня».

(Широкая натура сей Дрюня. Телетекст в этой «Арнике» наверняка платный и наверняка не копеечный. Но ради того, чтобы объявить про любовь к Натусе не только Натусе, но и всем абонентам «Арники», всему микрорайону, Дрюня ничего не пожалеет… Дурак ты, Дрюня… Любовь не провозглашается. Она или есть, или ее нет).

Говорил ли Колчин хоть однажды Инне: «Я люблю тебя»? А ведь нет. Говорила ли Инна хоть однажды Колчину: «Я люблю тебя»? А ведь нет. Как-то так у них сложилось, что ГОВОРИТЬ не надо. Ди-Жэнь. Муж – жена. Одно.

Телетекст сменился фильмом.

«Девять с половиной недель».

(Дрюня заказал «в любое время суток»? Чтоб Натуся прониклась: во как он ее любит! Или Натуся истомилась телетекстом: кинишку посмотреть бы! Нет, Дрюня. Натуси заказывают не «Девять с половиной недель», а «Красотку» с Гиром).

… Микки, еще молодой, еще не поросячерожий, вдоволь наиздевался над Ким к обоюдному удовольствию и предсказал: досчитаю до десяти, до ста, до тысячи – и вернешься, никуда не денешься.

Не вернулась. Десять, одиннадцать, двенадцать… сто, сто один, сто два… тысяча и одна, тысяча и две… Не вернулась. И не вернется.

Девять с половиной недель. Что за глубокомысленное название? Перекличка по формальному признаку с «8 I/2» Феллини? He-а. Просто это – срок.

У Ким был свет в окошке – Микки. Ослепляющий, резкий, зачастую неприятный, но свет. В окошке.

Теперь она не вернется. У нее появился другой свет в окошке. Девять с половиной недель – срок, когда пора определяться – да или нет…

Когда бы Инна не была поздним ребенком, родившимся семи месяцев…

Когда бы не было в семье Колчиных (Ди-Жэнь) проблем определенного свойства…

Когда бы у них все-таки появился долгожданный ребенок…

… Тогда бы ЮК и думать не думал о каких-то там женских неделях. Но на протяжении всех совместных лет волей-неволей приходилось… Волей-неволей обретешь знание…

Да, девять с половиной недель. Срок. Пора определяться. Разумеется, не бывает такого срока. Бывает восемь-десять недель. С точностью до половины недели, с точностью до трех-четырех дней на столь раннем этапе – не определить. А избавиться – и при сроке в двенадцать недель бывает, только уже сопряжено с эксцессами. Так что решай-решайся при восьми-десяти. А фильм «Девять с половиной…». Не назовешь ведь фильм: «Восемь-десять…». Позаковыристей надо, позагадочней: восемь и десять, в среднем – девять. А тут уже, обратите внимание, мадам, девять с половиной. Пора, пора определяться.

Тысяча и три, тысяча и четыре… Не вернется. Определилась. У Ким теперь есть другой свет в окошке. Свой. Не она – собственность Микки, а у нее – собственность (посредством все того же Микки). Не вернется.

«Натуся! Я люблю тебя! Дрюня». Снова телетекст…

М-да. А у Колчиных так и не получилось с детьми. И уже никогда не получится. Потому что Инны нет. Ее нет, и ее не вернуть. Считай хоть до миллиона.

Да, Инну не вернуть, однако ЮК посчитает. До пяти.

Один – Агони-Бялый.

Два – Емельянов.

Три – Калошный.

Четыре – Погуда.

Пять – Кублановский.