Измайлов Андрей - Белый ферзь

И киллер ли – ГЛАВНЫЙ виновник?

Колчин ЗНАЕТ виновника-виновников. Уже ЗНАЕТ. И нужны ЛУЧШИЕ специалисты в несколько иной области, нежели область сыска. И разумней привлекать не специалистов, но специалиста. Одного. И никого привлекать Колчин не намерен. Один – уже есть. Сам-большой…

(Из невысказанного интервьюерам: «Однозначно. Если кто-то обидит меня в жизни, я не пожалею ничего – ни денег, ни времени, ни репутации, ни здоровья, ни жизни. Для того, чтобы обидчиков к ногтю прижать.

Однозначно совершенно. Если кто-то посмеет обидеть меня и мою семью!» – Ю. Д. Колчин… И правильно, что не «озвучил». Заповедь: «Плох тот кэндоист, который постоянно вынимает меч из ножен. Плох тот кэндоист, который, вынув меч из ножен, не убивает». Пока меч в ножнах, пожалуйста – рукояткой отбивай, руками-ногами, бросай через себя. Меч – крайнее средство, и если он извлечен, значит, ситуация – дальше некуда!).

Ситуация – дальше некуда. Война. И это война одного человека – Ю. Д. Колчина, сэнсея.

Иной бы сказал ученикам: «Ребяты! Зря, что ли, я вас учил?! Видите вон того?!». Так, между прочим, и бывает. «Мастер» формирует вокруг себя ватагу, доводит до кондиции, потом говорит: «Ларек знаете? Ага, этот самый. Там меня задели». Ватага бьет ларек. «Мастер» заявляется после, забирает выручку и еще намекает, что аналогичная история может приключиться с ларьками по соседству… А если ватагу хватают-сажают, «мастер» ни при чем! Он просто сказал, что его задели, а пацаны молодые-горячие – неправильно поняли…

Вот и конкретизировано: «Иной бы сказал ученикам…». Иной, не Колчин. Задача сэнсея ЮК – указать ученикам путь-до. Если ты встал на путь-до, иди – быстро ли, медленно, с остановками ли, без. Сэнсей не имеет права сказать, мол, ребяты, срежем угол, путь-до вот он, рядышком, слышите, машины фырчат, видите, фонари горят, так что мы с пути-до сошли, но сейчас опять на него выйдем, а пока тут короче. Нет…

Хотя в глазах у них читалось: Ю-Дмич, ты только скажи! Не скажет. Только если бы кто-нибудь из учеников (тот же Ильяс со своими выходами на Бая-Баймирзоева…) расхрабрился и произнес вслух то, что читалось в глазах. Тогда бы ЮК сказал. Он сказал бы: «Запрещаю вмешиваться!».

Да и в чем, собственно, дело?! Он и Гришане Михееву, когда сдал тому квартиру и показывал где что, сказал: «В чем, собственно, дело?!». Жена исчезла? Чья? Колчинская? И кому какая заноза, кроме именно и только Колчина?! Трудно высказать и не высказать то, что на сердце у меня. Подмосковные вечера.

Заявление участковому он отнес. Без толку, конечно. Он и сам понимает, но формальности должны быть соблюдены. Тем более, в Берлин зовут, а отозваться на приглашение и не соблюсти формальности в отношении «потеряшки» – не ровен час приплетут мужа: чего это он за кордон смотал, не поинтересовавшись, куда жена подевалась?! Нет уж, в ЭТОЙ стране, с ЭТОЙ властью лучше соблюдать формальности. Хотя и он, Колчин, знает, и власть со всеми своими блюстителями знает: не найти. Однако для создания видимости результата привлекут по делу Ю. Д. Колчина, промурыжат, сымитируют бурную работу для успокоения общественности. Общественность, правда, не самая широкая – исчезновение жены сэнсея ЮК – это вам не взрыв в редакции «МК». Более- менее в курсе самого факта исчезновения всего-то человек десять. Узок круг этих людей. Ну, Борисенко. Ну, Егор Брадастый, Ну, Давид Енохович. Ну, ученики сэнсея. А в Питере? Да там вообще никто ничего! Зря прокатился! Нет, конечно, Санкт-Петербург, Эрмитаж, Невский, мосты, Летний сад…

Это все на тот случай, ежели «жучки» в квартире на Шаболовке продолжают шевелить усиками. Колчин искал жену. Да, искал. Не нашел. И – поехал-ка он куда подальше отсюда! Время лечит все. Да и кто знает, насколько глубока душевная рана, которую надо лечить временем? ЮК никого никогда не впускал в семейные отношения. Ну, была у сэнсея жена. Да нет, не ссорились. Но особого проявления чувств – тоже как-то…

Баба с возу… Она, конечно, симпатичная. В очёчках такая, худенькая. Но – детей у них не было, да и со здоровьем у нее чего-то не того… Втайне каждый супруг хоть раз за всю семейную жизнь да и подпустит мыслишку: а вот пропала бы ты бесследно и некриминально – сколько бы проблем отпало раз и навсегда! А тут вдруг р-раз – и пропала. Приезжает муж из командировки – жена пропала. Ну, муж сделал все что мог. Не заточаться же ему в четырех стенах и стенать до конца дней своих: «Один! Совсем один!» – плавно переходя из похоронного минора в ликующий мажор.

Майор-полковник РУОПа Борисенко мог бы сказать: «Юр. Не могу ли я чем-нибудь быть полезен? Возьмем человечка и устроим ему сеанс массажа – резиновой дубинкой по пяткам, пока не скажет. А неважно, что скажет!». Но Борисенко уже сделал все, что мог. Спасибо, Ром. Не надо.

Егор Брадастый мог бы сказать: «Юра! Пока ты там в Ленинграде прохлаждался, мы с парнями твою тачку прощупали. И знаешь что обнаружили? Глади, какой «маячок». Тебя, старик, кто-то пасет. Ты как к этому?». Да никак! Вот и уезжает Колчин отсюда, из страны, где тебя могут профилактически СЛУШАТЬ – на перспективу. Нет, ничего серьезного-конкретного, однако авось пригодится в будущем…

Еще Егор Брадастый мог бы сказать: «Мне, кстати, Витька Ломакин из Питера звонил вдруг! Он так, экивоками, про тебя спрашивал. Ты, я так понял, в Питере не скучал? А, старик? Не скуча-ал?!». Не скучал. И на контакт с Ломакиным ЮК не пошел, само собой, только потому, что был ЮК с дамой-НЕ женой. Личное дело Колчина – устраивать личную жизнь. Даже если не надолго, а дней эдак на пять. А жена – что ж, нет ее…

Еще Егор Брадастый мог бы сказать: «А у Витьки, я так понял, что-то с кино налаживается. У него теперь свой коммерческий директор появился классный. Коммерческий директор и жена в одном лице. Слушай, Юра! А то есть мысль! Десять процентов мои – только за идею! Кино, а?! У сэнсея пропадает жена. Он сначала ищет, потом находит, потом всех гробит. И главного злодея гробит прямо в тюрьме, в камере! Идея богатая! Я не про сюжет, а про главную роль. Согласен, Юра?! Ч-черт, жаль, уезжаешь. Чего ты в этом Берлине не видел! А то бы зарядились серий на пять…».

Ведущий патологоанатом столицы Давид Енохович Штейншрайбер мог бы сказать: «Юрий Дмитриевич, если у вас возникнут проблемы определенного свойства, я всегда в вашем распоряжении…» – и произнес бы, будучи профессиональным читателем с феноменальной памятью, цитату… но не из «Незабвенной», а из «Крестного отца» – о доставке трупа к гробовщику. Только, применяясь к ситуации, не для приукрашивания покойника-Санни, а для расчленения на составные о-очень мелкие части анонимного тела, буде таковое объявится во владениях Давида Еноховича, – вот, озадачится ЮК, есть тут у меня чье-то анонимное тело, и ума не приложу, куда его девать! Что за проблема, Юрий Дмитриевич! Волоките!.. Благодарствую, о подобной услуге Юрий Дмитриевич никогда не попросит.