Ник Гоуинг - Петля

Еще до рассказов Марченко в Москве Поляков весьма живо представлял себе личность «Пулата», как его называли, знал о почти легендарной репутации этого «отца и благодетеля узбекского народа». Коммунистические правители наградили «выдающегося деятеля» тремя орденами Ленина, присвоили ему звание Героя Социалистического Труда, пресса и лизоблюды-агитаторы денно и нощно восхваляли местного вождя. Получив неограниченную власть, правитель Узбекистана, — а таковым он был фактически, — создал свою, тайную теневую державу, довел коррупцию и преступность до самых совершенных форм. Как говорил Марченко перед вылетом Полякову, слова «стыд» и «совесть» напрочь отсутствуют в лексиконе «отца узбеков», зато «жестокость» и «богатство» — его любимые.

Поляков потягивал остуженный виноградный сок, развалившись в плетеном кресле и спокойно раздумывая о численности и боевой мощи раджабовских охранных формирований, которые сейчас незримо окружали москвича. Полковник полагал, что знает точно, чего ему ожидать. После того как его отозвали из отпуска в Крыму, он прослушал несколько лекций генерала Марченко в московском Центре, и только после этого получил задание, связанное с Раджабовым.

Приученный и терпеливо ждать, и не терять времени даром, полковник Поляков наблюдал за вышколенным здешним служилым людом.

Они сноровисто и в то же время чинно передвигались по террасе, готовя все нужное к хозяйскому обеду. В одном конце повар усердствовал над большим котлом, где готовился на дровяном огне плов, традиционное узбекское блюдо из риса, моркови, изюма и мяса, тушенных в масле. Неподалеку другой кулинар резал свежие фрукты аккуратными долями и выкладывал их на блюдах замысловатыми орнаментами и причудливыми горками.

Как бы то ни было, полковника угнетала бездеятельность, он начал испытывать раздражение. Подступало то непереносимо тягучее состояние, что всегда сказывалось на его нервах. После многих лет службы ветеран КГБ не должен был даже внутренне поддаваться эмоциям. Но тут случай оказался особый. Репутация «крестного отца» действовала на повидавшего виды Полякова угнетающе. Любой подонок должен знать меру. А здесь царили законы, без какого бы то ни было, даже внешнего, намека на элементарную этику. Раджабовская вотчина, простирающаяся от горных плантаций мака для производства опиума до письменных столов кабинетов полковников и генералов, готовых продать излишки — часто мнимые — ядерного оружия, насчитывающая по крайней мере три с половиной тысячи членов, — это была сила! Поляков знал также о патологической ненависти Раджабова (как, впрочем, и весьма многих узбеков) к русским, ненависти, насчитывающей многие десятилетия, об их жажде мщения за царскую колонизацию и за большевистские репрессии.

Наконец полковник настолько измучился от безделья, что стал без нужды, почти непрерывно поглядывать на циферблат. Пять часов ташкентского времени. Два часа пополудни московского. А Раджабова все нет и нет.

Поляков дошел до точки. Его одолевало желание встать, плюнуть на все и уйти, если, конечно, выпустят… Но это просто эмоции. А существует — дело. Приказ. Тем более — приказ молчать. Генерал КГБ был не только непосредственным начальником на Лубянке, но также и давним другом-товарищем в лучшем смысле этого слова. Десять лет назад лейтенант Поляков и майор Марченко вместе действовали в составе сил специального назначения в Афганистане. Угодили в засаду, устроенную моджахедами по дороге на Кандагар. Едва не погибли в атаке на президентский дворец в Кабуле. Много лет пили вместе водку, развлекались с классными шлюхами, охотились на крупную дичь — лесную, разумеется. Каждый был абсолютно предан другому и даже обязан жизнью.

Полковник доверял давнему товарищу, ставшему начальником, но сейчас, в одиночестве на террасе, его вдруг посетили сомнения, которые он гнал прочь.

Репутация Раджабова была такова, что он считался не просто гангстером. Он являлся военачальником в духе лучших национальных традиций, всесильным повелителем собственного ханства, диктатором, кого боялись больше, чем президента республики. Милицейские начальники салютовали ему и расчищали путь, когда кавалькада раджабовских «мерседесов» мчалась по магистралям Ташкента, Самарканда или Бухары. Раджабов всесилен, нагл, жесток, циничен. Верно ли рассчитал Марченко, давая Полякову задание? Не переоценил ли генерал собственные и его силы?

Поляков наблюдал за орлом, кружившим над головой в жарких сумерках, в то время как солнце быстро садилось за степью. Где-то внизу, в темнеющей дымке у подножия гор, раздавался призыв муэдзина к верующим приступать к молитве. У полковника отяжелели веки, тело снова обмякло. Он почувствовал себя неуверенным и беззащитным, как цыпленок в лисьей норе.

Он пытался снова занять себя наблюдением за поварами, готовящими шашлыки, манты, [2] Манты — национальное блюдо, наподобие больших пельменей. раскатывающими тесто для лагмана, [3] Лагман — длинная лапша, свернутая в клубок, посыпанный мясным фаршем, подается в крепком бульоне. режущими гранаты и толкущими перец. Он давно уже понял: Раджабов приказал своим людям игнорировать русского, промариновать его и озлобить, — хорошо испытанный психологический прием, чтобы расслабить жертву и возыметь психологическое преимущество над ней. Западная разведка нередко прибегала к такому методу, КГБ также.

Появился Раджабов спустя шесть часов после прибытия москвича. Бодрящая ночная прохлада веяла над террасой, когда узбекский «крестный отец» приблизился неуклюжей походкой человека, страдающего плоскостопием и одышкой. Он выглядел как типичный партийный аппаратчик. Легкий костюм, плохо отутюженный, сидел мешковато. Над плотным телом возвышалась круглая жирная голова со смуглым узкоглазым лицом и редеющими волосами на затылке. Ручейки пота на лбу свидетельствовали о нездоровье и лишнем весе. Воздух посвежел, жара ушла… Словом, появление Раджабова не произвело эффектного впечатления, но само его присутствие отдавало духом самоутверждения.

«Крестный» широко улыбался. Узбеки гордятся возможностью носить свое богатство во рту. Раджабов немедленно продемонстрировал это обилием золотых зубов.

— Товарищ полковник! Приветствую! Это редкая честь — принимать вас в своем убогом жилище! — Раджабов сопровождал каждое слово сладкой ухмылкой, что, естественно, не понравилось Полякову. — Я высоко оценил предложение генерала Марченко о встрече. — Голос глухо звучал под виноградными лозами и источал фальшивую искренность. — Мы с генералом никогда не встречались, но, кажется, знаем друг друга достаточно хорошо.

Читать дальше