Ник Гоуинг - Петля

Три сотни пассажиров толкались, отпихивали друг друга, расшвыривали чемоданы и сумки, рылись в поисках своего багажа. Никто из экипажа и аэродромной обслуги не позаботился о том, чтобы разгрузить забитую дорожными вещами нижнюю палубу «Ил-86». Впрочем, так это было испокон веку. Так называемая перестройка, теперь уже окончательно рухнувшая, ничего не изменила.

Полякова втянуло в бестолковые поиски. Он, как и прочие, локтями пробил дорогу к стеллажу, наметанным глазом увидел и цепко ухватил парусиновый портплед, выдавился по трапу в иссушающее пекло Центральной Азии. После ночного перелета его закачало. Свирепое солнце в безоблачном небе торчало прямо над головой. Жара обволокла и обессилила тело, приспособившееся к почти морозной погоде в Москве. Да и то сказать: летели пять часов, почти три тысячи километров, очутились совсем в другой зоне. Струйки пота побежали по спине, рубашка моментально взмокла. Он замедлил шаг по дороге к вокзалу. Спешить незачем: машина ждет наверняка.

— Олег Иванович!

Густой уверенный голос исходил из-под соломенной шляпы, сидевшей на голове подвижного человека среднего возраста с большим, словно пропитанным водкой носом. Встречающий вытер платком лоб и подчеркнуто приветливо протянул неприятно влажную руку.

— Приветствую вас в Ташкенте, столице новой суверенной республики Узбекистан. Пройдемте со мной, пожалуйста.

Неизвестный расплылся в широкой, похоже, искренней улыбке. Он испытывал явное удовольствие, громко произнося название новой, теперь независимой страны с двадцатимиллионным населением, которая только что возродилась после распада советской империи.

Поляков повел себя так, как от него ожидали, хотя и с плохо скрываемым раздражением. Он уже не был ни «мистером», ни «сэром», как приходилось в недавние времена. Однако он еще оставался «товарищем». С коммунизмом было покончено. Большевистский Союз не существовал, но многое от него еще сохранилось.

Пожимая протянутую ему руку, Поляков передернулся: он не терпел панибратства. Но на этот раз знал: предстоит пройти через провинциальную фамильярность, бесцеремонность и сдержаться. Первое впечатление от приезжего значило очень много в этом новорожденном, со своими обычаями государстве, где он раньше не бывал. Он едва волочил ноги, чувствовал себя измотанным и вовсе не хотел тратить силы на разговоры с человеком, у которого не хватило простого такта представиться гостю и взять его багаж.

Тот, в соломенной шляпе, не очень-то вежливым жестом предложил занять место на заднем сиденье «Волги», запаркованной на стоянке. Распахнуть дверцу не догадался, азиат. Поляков уселся, но лишь после того, как оглядел и привычно запомнил государственный номерной знак на черном потертом лимузине. Странно, подумал он. При всех предосторожностях и неофициальном характере моего визита — вполне легальный прием. Но опять-таки, я не в столице. Это Центральная Азия. Дикий Восток. Так сказать, задница прогнившей прежней «великой державы», где теперь вполне открыто правят пистолет и мафия, где правительство насквозь коррумпировано, где система осталась такой же репрессивной, что и при однопартийном руководстве, и столь же безжалостной, как и при коммунистическом режиме. Предстояло окунуться в мир бандитизма, родовых традиций, в среду тех, кто по-прежнему считал себя коммунистами, кто привычно ненавидел русских и, сбросив зависимость от них, процветал в недавно обретенной независимости.

«Волга» мчала Полякова по широким улицам, обсаженным тутовыми и ореховыми деревьями. Ехали молча. Спутник — или сопровождающий? — не проявлял никакого расположения, чтобы помочь приезжему смягчить переход от московских холодов и столичной суматохи к размеренной, политически рутинной обстановке в умиротворенном Ташкенте. Соломенная шляпа посапывала и похрапывала на своем месте, и лишь водитель иногда бормотал что-то на странном гортанном языке. Поляков когда-то учил его основы, но понял, что не сможет освоить эту чуждую речь.

Через полчаса пейзаж изменился, здания из стекла и бетона в центральной части города уступили место сводчатым крышам и традиционным саманным [1] Саман — строительный материал в виде кирпичей из глины, смешанный с навозом, соломой, злаками. домам на окраине. Затем пошли сухие кустарники и полупустынная растительность, встречались унылые хлопковые поля, на чахлых высохших выгонах паслись козы и овцы.

Сбавив ход на гравийном шоссе, «Волга» миновала обширные виноградные плантации, раскинувшиеся у подножия отрогов Тянь-Шаня, — «Небесных гор», которые, Поляков это знал, находились где-то к юго-востоку от узбекской столицы. Миновав крутой излом дороги, машина осторожно свернула на петлистый проселок. Он вел меж деревьев, растущих вдоль арыка, к большой усадьбе.

Дача, построенная в классическом стиле девятнадцатого века, выглядела впечатляюще, как и описал это Марченко в Москве. Обширная трехэтажная постройка с обеих сторон ограничивалась двумя башнями с золочеными куполами. По фасаду выстроились белые алебастровые колонны. Обрамления высоких окон и обильная лепнина радовали глаз ярким бирюзовым цветом.

Резко затормозили. Бандитского вида охранник в армейской форме дернул ручку дверцы и знаком показал Полякову, чтобы тот немедленно выходил. Сопровождающий в соломенной шляпе покинул салон с другой стороны, ничего не сказал и исчез, оставив Полякова у главного входа, охраняемого тремя стражами. Здоровенные, наглые, загорелые — тот самый тип нераздумывающих, скорых на расправу молодцов, что быстро сделались привычным и устрашающим видением повсюду, когда в Москве начался развал режима. Двое ощупали Полякова, проверяя, нет ли оружия. Третий пошарил в портпледе, затем обвел приезжего вокруг здания к террасе и указал на единственное кресло под навесом из виноградных лоз, увешанных черными гроздьями.

Здесь, на изрядной горной высоте воздух оказался куда прохладнее, атмосфера не такой душной. Приятный ветерок обдувал лицо и как бы наполнял усталое тело энергией. Гость пытался разглядеть очертания Ташкента, который, как он предполагал, должен был находиться где-то внизу, в дрожащей дымке над знойной пустыней.

Поляков прибыл на дачу в назначенное время, но даже признаков присутствия Пулата Раджабова не обнаружил. Ничто не свидетельствовало о том, что хозяин здесь или что его ожидают вот-вот. Да, Раджабов отсутствовал, но, казалось, его непререкаемый и беспощадный дух заполнял весь воздух вокруг.