Джон Сэндфорд - Жертва разума

Грейс может доставить ему удовольствие. Она такая свеженькая. Ее тело только начало формироваться, и она будет сопротивляться. Он лег на диван и закрыл глаза. И все же, когда он на нее смотрел, то не чувствовал голода, который испытывал, глядя на ее мать. И это до сих пор его удивляло. В первый раз отведя Энди Манетт на матрас, он едва не потерял сознание от радости. Может быть, Грейс. Со временем. В качестве эксперимента. Джон не сомневался, что она будет в шоке, когда поймет, что ее ждет…

Мэйл допил кока-колу, когда зазвонил телефон, стоявший на тумбочке у дивана. Он на ощупь снял трубку.

– Алло?

– Мистер Ладукс?

Мэйл сел: на этот голос стоило обратить внимание.

– Они ищут вашу лодку. Полиция знает, что вы следили за ней с озера.

Отбой. Мэйл посмотрел на телефон. Дерьмо. Он хотел знать, кто ему позвонил: разговор лицом к лицу получился бы интересным.

Лодка… Мэйл нахмурился. Когда он брал в аренду лодку, ему пришлось показать документы – права на имя Ладукса, под которым он здесь жил. Старик записал фамилию у себя в журнале. Но где он его держит, Мэйл не знал. Он не обратил внимания. Проклятье. Именно так Дэвенпорт до него и доберется: когда он расслабится.

Мэйл встал, взял куртку и фонарик и вышел из дома. Холодно. Но тучи исчезли вместе с солнцем, и на небе сиял Млечный Путь, точно «Ролекс» Господа Бога. Поехать на машине? Нет. Отличный вечер для прогулки. Может быть, какая-нибудь киска в конце пути, хотя его яички уже начали болеть…

Фонарик помогал ему видеть кочки и выбоины, и Мэйл направился к грунтовой дороге, по привычке проверив почтовый ящик. Ничего; почтальон всегда приходит до десяти часов, и Джон уже брал сегодня дневную почту, когда встал. Он запер ящик и зашагал по дороге.

На севере, над кронами деревьев, уже виднелось оранжевое сияние Миннеаполиса. Но когда он свернул на юг, по тропинке к лачуге, где прятал женщин, там было темно, как в желудке. Пахло кукурузной листвой.

Мэйл жил на маленькой ферме. Точнее, раньше здесь была ферма. Сосед выкупил ее, когда она перестала приносить доход, отрезал сто пятьдесят акров и оставшиеся десять продал вместе с домом и несколькими разваливающимися строениями. Новый владелец, алкоголик, работавший на бойне, не следил за домом, который постепенно пришел в негодность. Потом он покончил с собой. Следующий хозяин построил дом ближе к дороге, а сзади – небольшую конюшню на две лошади. Когда его дети выросли, он переехал во Флориду. Очередной владелец превратил конюшню в гараж, но зимой ему стало скучно, и он вернулся в город. И тогда ферма досталась Мэйлу.

К тому моменту, когда он сюда перебрался, старый дом превратился в жалкие развалины. К нему был пристроен курятник и навес для машины, который представлял собой груду гниющих досок. Чуть в стороне находилась бывшая конюшня, почти полностью заросшая кукурузой. А еще дальше – фундамент амбара.

Дом разрушился, зато подвал и погреб сохранились. Мэйл провел туда новый электрический кабель от собственного дома, это заняло у него всего два часа.

Некоторое время он беспокоился из-за того, что держал женщин в доме. Сюда мог забрести какой-нибудь охотник за антиквариатом. Сейчас таких развелось огромное множество; они ходили по старым фермам, снимали бронзовые ручки, прижимные дверные пружины, древние системы отопления, старинные кувшины для маринада – их становилось все меньше и меньше – и даже гвозди, если те были ручной ковки и в хорошем состоянии.

Однако искатели антиквариата ребята нервные. Судьи относились к ним как к грабителям, коими они, по сути, и являлись, поэтому Мэйл поставил два датчика движения, которые работали от батарей, и чувствовал себя в безопасности. Любой охотник за антиквариатом моментально сбежит, как только сработает сигнализация; ну, а если это будут полицейские, игра все равно будет окончена.

Единственную опасность представлял Хехт, сосед-фермер, флегматичный немец, член какой-то экзотической религиозной секты. У него не было телевизора, он не выписывал газет. Хехт никогда не выказывал интереса ни к чему, кроме собственного трактора и земли. Мэйл ни разу не видел, чтобы сосед подходил к старому дому, за исключением посадок и сбора урожая, когда он работал на своих полях. А к этому моменту женщин здесь, конечно, уже не будет.

Мэйл шагал, ориентируясь на круг света от своего фонарика. Пахло пылью и кукурузой. Когда он поднялся на вершину холма и осветил склон, старый дом напомнил ему обитель ведьмы из старого готического романа. От его стен исходило слабое призрачное сияние, которое возникает у старых деревянных домов, когда-то выкрашенных белой краской.

Когда Мэйл подошел к крыльцу, по его спине пробежал холодок, ему показалось, что из стоявшей чуть в стороне цистерны доносится какой-то шум. Нет, все тихо.

Тяжело ступая, он начал спускаться.

Грейс услышала, как он приближается, и приподнялась, опираясь спиной о стену. Она сомневалась, что ее мать обратила внимание на его шаги: Энди лежала на матрасе часами, закрыв одной рукой глаза; она не спала, но и не была в сознании.

Девочка решила, что пришла пора атаковать похитителя.

Мэйл уже четыре раза уводил с собой ее мать, избивал, а потом насиловал. Сквозь стальную дверь девочка слышала звуки ударов и приглушенный голос матери – очевидно, она просила о пощаде. Он бил ее по лицу, сказала ей Энди, открытой ладонью, но с тем же успехом мог наносить удары доской. В последний раз он что-то ей сломал, и Энди потеряла сознание. Так показалось Грейс.

Она решила, что должна напасть на Мэйла, даже если будет вооружена только ногтями. Он медленно убивал ее мать, и она понимала, что, когда он покончит с ней, придет ее черед.

– Нет. – Энди привстала.

Под носом у нее запеклась темная кровь. Глаза напоминали дыры, губы распухли. Но она услышала шаги и пришла в себя, повернулась и сумела произнести одно слово.

– Я должна что-то сделать, – прошептала Грейс.

Он приближался.

– Нет. – Энди покачала головой. – Я не думаю… я не думаю, что он будет что-то делать, когда увидит, что я в таком состоянии.

– Он тебя убивает. Я думала, ты умираешь, – прошептала Грейс.

«Она скорчилась на краешке матраса, словно съежившаяся собака у пруда», – подумала Энди. Глаза девочки лихорадочно горели, кожа стала тонкой, как папиросная бумага.

– Возможно, но пока мы не можем с ним сражаться. Нам нужно… что-то. – Она села, услышав шаги Мэйла на лестнице. – Нам нужно нечто, что позволило бы его убить.

– Что? – Грейс принялась отчаянно озираться по сторонам, но в их клетке ничего не было.

– Мы должны проявить изобретательность… но сейчас я не в состоянии, не в силах думать. – Энди прижала руки к вискам, словно опасалась, что ее череп развалится на части.