Юхан Теорин - Санкта-Психо

А сейчас он стоял в раздевалке и беседовал с женщиной, имя которой в тот момент даже вспомнить не мог, а потом вспомнил. Мама Макса Карлссона. Она пришла забрать сына.

Сигрид прервала их разговор.

— Извините, — тихо, дрожащим голосом сказала она. — Ян, можно тебя на минутку?

— Конечно… а что?

Она отвела его в сторону:

— У тебя здесь, в «Рыси», нет лишнего ребенка?

Он посмотрел на нее с хорошо разыгранным удивлением:

— Как это?

Сигрид огляделась:

— Вильям… Вильям Халеви… Отец ждет его в «Буром медведе», пришел за ним… а Вильяма нет.

— Как это нет?

Она обреченно покачала головой:

— Можно, я пробегусь по комнатам?

— Конечно.

Сигрид исчезла. Ян проводил Макса с его мамой, помахал им на прощание и вернулся в раздевалку. Сигрид была уже там. Вид отчаянный.

— Не знаю, куда он мог подеваться… — Она пригладила торчащие волосы. — Я даже не помню, был ли он, когда мы возвращались из леса. Туда он шел с нами… а вот назад… Ты не помнишь?

Ян покачал головой. Вспомнил картинку: Вильям бежит в ущелье.

— К сожалению… я не очень хорошо знаю ребят из «Бурого медведя».

Они замолчали, уставившись друг на друга. Сигрид мотнула головой, будто хотела стряхнуть кошмарное видение.

— Что ж… я пошла к отцу. Но что же делать… надо срочно звонить в полицию.

— О’кей, — сказал Ян.

В груди у него похолодело, точно сосулька застряла в пищеводе.

Надо звонить в полицию.

Началось. Теперь от него мало что зависит.

Ни дать ни взять — кадр из фильма про подпольщиков. Или про шпионов. Тайный курьер. Никакого риска Ян не допускает. Он едет на работу кружным путем, как можно более дальним, спрыгивает с велосипеда на пустой улице и бросает письма в почтовый ящик. Сорок семь писем канули в огромный мир. Доброго пути! Сорок семь писем от больных — или как их назвать? Заключенных?

А потом, как ни в чем не бывало, Ян едет на работу. По утрам уже подмораживает, лужи за ночь затягивает хрустким ледком, а на дороге образуется ледяная корка. Скоро придется расстаться с велосипедом — становится скользко, и это по-настоящему опасно.

Не успевает он открыть дверь в раздевалку, как слышит топот маленьких ножек. Матильда. Глаза ее сияют от восторга.

— У нас полиция!

Выдумщица.

— Вот как? — Ян снимает куртку. — И что они хотят? Попить с нами сока?

Матильда смотрит на него широко раскрытыми глазами и начинает смеяться только после того, как он ей подмигнул. Ох уж эти воспитатели, болтают всякую ерунду. Им-то все можно, а поди различи, когда они шутят, а когда говорят серьезно.

И в самом деле — полиция. Не в детском саду, конечно, — на территории больницы. Полицейская машина припаркована у ворот, а когда он через четверть часа выглядывает в окно, видит за ограждением двоих полицейских. Они медленно идут вдоль ограды, тихо о чем-то разговаривают и все время смотрят под ноги, будто ищут что-то.

И тут же возникает ощущение тревоги. Как всегда, когда он видит полицейских. После «Рыси» — всегда.

В кухню входит Мария-Луиза.

— А что там делает полиция? — спрашивает он.

— Не знаю… кажется, ночью что-то случилось.

— Побег? — Он старается говорить как можно спокойнее.

— Не думаю… с чего бы? Завтра все узнаем. Завтра придет рапорт.

Она говорит о еженедельном рапорте. Доктор Хёгсмед каждую среду присылает рапорт о событиях в больнице, но до сих пор это было неслыханно скучное чтение.

Каждую минуту могут постучать в дверь — громко и уверенно, как обычно стучит в дверь полиция. Но никто не стучит, а когда он опять выглядывает в окно, полицейских уже не видно.

Можно выдохнуть спокойно. Судя по всему, он ни при чем. Но когда в десять часов Ян собирается отвести Феликса на свидание, Мария-Луиза его останавливает.

— Сегодня не будет посещений, Ян. Отменили… — тихо говорит она.

— Да? — Ян машинально тоже понизил голос. — Почему?

— Экзитус… [5] Экзитус — exitus letalis (лат.), смертный случай.

— Экзитус? Кто-то умер?

— Да… ночью умер один из больных.

— Что случилось?

— Точно не знаю… но, судя по всему, неожиданно.

Ян не задает больше вопросов. Продолжает играть с детьми в прятки и в «кто последний». Но мысли его далеко. Он думает о посланном вчера письме. Любовное послание… но и угроза: все тайное может стать явным.

А где живет Ларс Реттиг? Номер телефона? В телефонном справочнике его нет. Ян после работы идет в город. В «У Билла» тоже нет — «Богемос» сегодня не выступает.

Ну что ж… есть еще репетиционное помещение. Дверь закрыта, но вой электрогитар слышен даже на улице. И ритмичная дробь ударных. У Яна мгновенно испортилось настроение — он уже не нужен.

Ян постучал, но никто не открыл. Посильнее — никакой реакции. Затычки у них, что ли, в ушах?

Он толкнул дверь и просунул голову.

Музыка смолкла, и все четыре головы, как по команде, повернулись к нему.

— Привет, Ян, — после неловкого молчания произнес Ларс Реттиг.

— Привет, Ларс… надо бы поговорить.

— Само собой. Заходи.

— Нет… я имею в виду, нам с тобой.

Яну кажется, что все на него смотрят с подозрением. Музыканты словно замерли в движении, каждый со своим инструментом наготове. Ударника Карла он не знает. Или… нет, где-то он его уже видел.

— О’кей. — Реттиг кивнул. — Подожди немного, я сейчас.

Банда четырех. Наверное, не только Ларс, а все они, вся группа, — санитары в Санкта-Психо.

И тут же вспомнил, где видел Карла. Бойцовский питбуль с мощными челюстями и баллоном со слезоточивым газом на поясе. Это именно Карл принял у него Жозефин в комнате свиданий.

Карл мрачно смотрит в сторону двери. Ян отступает в тень, но охранник наверняка его уже заметил.

— Только у меня совсем мало времени, Ян. — Реттиг подошел к двери. — Всего несколько минут… Давай выйдем на улицу.

Они прошли по пустому тротуару с десяток метров, и Реттиг остановился:

— Можем поговорить здесь.

Яну всегда очень трудно задавать прямые вопросы — ему кажется, что он прижимает собеседника к стенке. Но он обязан спросить.

— Кто умер сегодня ночью?

Реттиг смотрит на него с удивлением.

— Кто сегодня умер? — переспрашивает он с ударением.

— Мы утром узнали, что в Патриции кто-то умер.

Реттиг кивает, но не сразу. Подумал сначала, как реагировать.

— Больной…

— Мужчина или женщина?

— Мужчина.

— Он писал письма?

Реттиг быстро оглядывается по сторонам:

— Об этом говорить не надо. — Он улыбается Яну, но улыбка получается неестественной.

Интересно, знает ли Реттиг, что он вложил в конверт свое письмо, адресованное Алис Рами. Вернее, женщине, про которую он думает, что она и есть Алис Рами. Может, и знает. Не исключено.