Юхан Теорин - Санкта-Психо

Она говорит про одну из бледных девчонок в отделении, сообразил Ян. Пациентка Юпсика.

— Значит, санитары изловили Белку…

— Они сразу меня схватили… я даже во двор не успела выскочить. Я отбивалась, кусалась, но их было четверо. Как в твоей банде, Ян.

Что на это сказать? Никого не победишь, Рами. Мы обречены на поражение.

Так он, во всяком случае, считал, пока не встретил Рами.

— И сколько они будут тебя здесь держать?

— Не сказали… Может, несколько лет. Но какое это имеет значение? Я знаю, что делать, когда выйду отсюда.

Больше вопросов Ян не задавал. Он знал, что Рами не сдастся никогда. Он долго сидел около двери и ждал. Чего? Он и сам не знал. Ему казалось — он, сидя здесь, перед запертой дверью, каким-то образом поддерживает Рами.

— Если ты опять задумаешь бежать… я с тобой, — сказал он наконец.

— Правда?

— Да.

Правда. Он не хотел покидать свое убежище в Юпсике, но с Рами был готов идти на что угодно и куда угодно.

— А ты знаешь, куда я поеду?

— Куда?

— В Стокгольм. Там моя старшая сестра.

— Так…

— Организуем группу. Будем давать концерты на площади Сергеля. На собранные деньги запишем альбом.

— А как же наш договор?

Она помолчала там, за дверью.

— Этим можно заняться и позже… ты можешь выполнить свою часть договора и позже. И я выполню, будь уверен.

— О’кей, — сказал Ян и встал. — Мне надо идти, Рами… у меня беседа.

— Ну да… у тебя своя психобалаболка. Только дядька.

— Да… но он нормальный. Слушает.

— Я тоже тебя слушаю.

— Я знаю.

— Придешь вечером ко мне, если они меня выпустят?

Ян густо покраснел. Как хорошо, что она его не видит.

— Я… — начал он.

Я люблю тебя, Рами, — вот что он хотел сказать. И не сумел.

— Почему вы нас запираете?

— Запираем? — спросил Тони.

— В подвале … в Дыре.

— Только в тех случаях, когда кто-то ведет себя буйно. Чтобы защитить ребят от самих себя. Мы же не навечно изолируем пациентов. Временно. Ждем, пока они придут в себя… вообще все вы здесь временно. — Он наклонился к Яну: — А как ты себя чувствуешь?

— Нормально…

— Подружился с кем-нибудь?

— Не знаю… может быть.

— Очень хорошо. А как с деструктивными мыслями, которые у тебя были? Все прошло?

— Думаю, да… — неуверенно сказал Ян.

— Скоро домой?

Они хотят от меня избавиться. Все вы здесь временно. Его место нужно еще кому-то.

— Не знаю…

— Не знаешь… Но ты же не можешь оставаться здесь вечно?

Ян промолчал.

Если бы у Рами сработал план побега… если бы ее с ним не было, тогда почему бы не остаться в Юпсике на всю жизнь? Никогда больше не встречаться с Бандой четырех…

— Поедешь домой, опять пойдешь в школу. Тебя ждут друзья, начнется новая жизнь. И подумай, кем бы ты хотел стать.

— Кем бы я хотел стать?

— Да… какую профессию тебе хотелось бы иметь?

Ян никогда об этом не думал, но ответил почти сразу:

— Наверное, учителем.

— Почему?

— Заботиться о детях. Защищать их.

После беседы с психотерапевтом Ян долго бродил по коридорам. Скоро ужин, из телевизионной комнаты доносились неразборчивые голоса. Он спустился в подвал, но дверь в Дыру была открыта настежь. Рами выпустили.

Через четверть часа она пришла в столовую. Самой последней. Ян уже сидел за столиком у окна и с удовольствием ел спагетти с мясным соусом. Он поднял голову, но Рами не села рядом с ним — выбрала столик в углу. В последние дни они никогда не садились вместе. Никогда об этом не говорили, но оба не хотели, чтобы об их дружбе знал кто-то еще из больных или сотрудников Юпсика.

Но она все равно на него многозначительно поглядывала..

После ужина Ян вернулся в свою палату и долго сидел, ни о чем не думая. Смотрел на белую стену и ни о чем не думал. Ни о чем.

Скоро домой.

Но он вовсе не хотел домой… Тебя ждут друзья. Никакие друзья его не ждут. Только Банда четырех.

Через полчаса Ян услышал, как открылась и закрылась дверь в соседней палате.

Выждал немного.

В девять часов свет в коридоре погас. Горели только плафоны приглушенного дежурного света.

В четверть десятого он выскользнул из палаты и подошел к двери Рами.

Оттуда доносилось неразборчивое бормотание — Рами говорила с кем-то по украденному телефону. Он подождал, пока разговор закончится, и осторожно постучал.

Она чуть приоткрыла дверь. Совсем чуть-чуть, узенькая щелочка. Хотела, наверное, убедиться, что это он, а не кто-то другой.

— С кем ты говорила?

— С сестрой. Говорит, она меня ждет. Я ей нужна.

— Значит, ты в Стокгольм?

— Ты же знаешь.

— Когда?

— Завтра. Рано утром. Ты приедешь?

Ян кивнул и вынул из кармана записку:

— Здесь мой адрес… Они говорят, мне пора домой, так что все равно… Они хотят выписать меня из Юпсика.

Рами сунула записку в карман джинсов и пристально посмотрела на Яна:

— А ты хочешь остаться здесь?

— Иногда… Здесь спокойно. И ты здесь.

Она подняла руки и обняла его:

— Мы отомстим Балаболке и твоей Банде четырех. Обещаю.

Ян сидит у себя дома и читает заголовки в старой газетной вырезке. Снова и снова.

Чудовищное преступление… Что имел в виду журналист? Преступление, совершенное чудовищем. То есть существом не таким, как мы. Не таким, как я, который пишет эту статью, и не таким, как ты, который ее читает.

Кем-то другим. Но кем?

Вечер пятницы. Он вернулся с работы. До пожарных учений ровно неделя. План Лилиан — припереть Ивана Рёсселя к стенке в комнате для свиданий — нисколько не изменился. Они с Ханной теперь шепчутся не только друг с другом, но и с Яном тоже. Какой смысл что-то от него скрывать, если он и так все знает? Лучше удостовериться лишний раз, что он по-прежнему их поддерживает.

Ян видел главного врача. Ехал на велосипеде с работы, а доктор Хёгсмед шел широким шагом. Узнал Яна и поднял руку. Ян улыбнулся в ответ.

Хёгсмед исчез за стальными воротами. Наверное, пошел в свой кабинет проверять на ком-то другом свой шапочный тест.

Хёгсмед наверняка замечательный психиатр, но ведь он и понятия не имеет, что происходит по ночам во вверенной ему судебно-психиатрической лечебнице!

Не знает, что из «Полянки» в больницу ведет подземная дорога, не знает про тайную переписку и встречи в комнате свиданий. Уверен, наверное, что в Санкта-Патриции все идет точно по плану, составленному им и его начальством.

Но ведь это в самой природе человеческой натуры — нарушать правила. Ян в этом уверен — и дети, и взрослые постоянно испытывают потребность делать не только то, что им разрешено.

Что ж… осталась неделя. Время не остановить.

Он нашел нужную картонную коробку и достал дневник — ту самую тетрадку, что когда-то подарила ему Рами. Вернее, не подарила, а взяла со склада в Юпсике и отдала ему.