Мэри Стюарт - Девять карет ожидают тебя

— Осторожно иди, Филипп. Обрывчик какой-то. Спускайся сбоку, вот здесь.

Он послушно скользнул вниз, я за ним.

— Мисс Мартин, здесь пещера!

— И ручей! Думаю, здесь мы можем попить и отдохнуть, ты как?

— И позавтракать?

— Господи, конечно. — Я совершенно забыла о пище, так торопилась убежать от Бернара, а теперь поняла, что очень проголодалась, — прямо сразу.

Это была не настоящая пещера, просто сухая впадина в стене, но она давала убежище от серого лесного холода и иллюзию безопасности. Мы ели молча. Филипп сосредоточился только на пище, я прислушивалась к звукам. Сойка. Капли воды падают с деревьев. Голубь хлопает крыльями. Ручей журчит рядом. Скоро взошло солнце и зажгло огнем верхушки ближних лиственниц.

Звучит это, конечно, глупо, но я почти наслаждалась утром. Солнце изливалось вниз, горячее и яркое. Серая сырость испарялась из леса волнами тумана, лиственницы зажигались бриллиантами и маленькими красными цветочками среди темных ветвей. Запах просто опьянял. Мы не спешили, устали. И мы ведь шли не по тропинкам, только чисто случайно Бернар может напасть на наш след. Среди такой красоты даже представить себе это трудно. Кошмар закончился, мы свободны, идем в Тонон, вечером приедет месье Ипполит. А тем временем солнце и лес придавали нашему отчаянному приключению не романтический блеск, а повседневное очарование пикника. Мы взялись за руки и спокойно пошли. В старом лесу ходить легко. Большие деревья свободно расставлены, между ними солнце освещает прошлогодние шишки и мох. Иногда крылья хлопают, и голуби взлетают в голубизну.

Старый лес оборвался резко, как скала. Мы увидели долину, по которой текла река очень молодых елочек, на ветках — пухлые розовые почки. Между деревцами изумрудная трава бурно пробивалась через прошлогоднюю желтую. Молодая зелень стекала вниз по склону прямо в долину, а там переходила в голубизну, плоские поля, виноградники. Домики. Ферма, там кто-то очень маленький стоит среди чудных белых точек. Куры, наверное. Никого. Никто не шевелится, кроме одержимых движением голубей в небе.

Мы пошли вперед. Красивые молодые деревья были Филиппу по грудь, они гладили нам руки и колени мягко, как перьями, а как пахли… Вдруг Филипп закричал:

— Смотри!

Лиса, как прошлогодний лист, промелькнула тенью, остановилась, солнце на ее меху горело красным, а на спине — золотом. Убежала, лес снова только наш. Все утро с нами были колдовство, очарование и удача, мы путешествовали, как в волшебной сказке, иногда даже забывали о мрачной причине нашего путешествия. Почти. Незадолго до полудня через кусты мы вышли на дорогу. Узкую, зарывшуюся в землю, идущую именно туда, куда нам нужно высоко над основным путем, по которому все неслись на юг. Удача сделала нас неосторожными. Когда я приземлилась на гравий дороги и протянула Филиппу руку, лязганье метала и шорох шин раздались почти рядом. Из-за поворота выскочил облезлый «Рено» и со скрежетом остановился. Солидный седой водитель был молчалив и совершенно не любопытен, высунулся, показал пальцем на север.

— S'il vous plait, monsieur. [48] Пожалуйста, мсье (фр.). — Он показал пальцем на юг. — Merci, monsieur. [49] Спасибо, мсье (фр.).

Мы забрались на заднее сиденье, присоединившись к пассажирам, которые там уже были. Собака колли, свинья в зеленом мешке и довольно противная компания белых кур в коробке. Картошка расположилась на переднем сиденье рядом с фермером. Только я начала благодарить, как машина тронулась, и я с облегчением поняла, что какие бы то ни было разговоры в таком шуме невозможны. Он провез нас почти две мили и высадил у поворота на ферму. На мои благодарности он кивнул, показал в сторону фермы, а потом на «Рено». И покатился по своей дороге. Замечательно видеть человека, который ничего не знает о Валми, сосредоточен на собственной жизни, а к тому же возможно глух и нем.

Наша дорога лежала по открытому месту, и мы решили с нее не сходить. То, что нас подвезли, воодушевило Филиппа, он шел играючи и без жалоб, но чувствовалось, что опять начинает уставать. А идти еще долго, и не известно, с чем придется столкнуться. Мальчик весело болтал о собаках и свиньях, половина моего внимания сосредоточилась на шумах сзади и спереди, я высматривала, где спрятаться в случае чего. Полмили. Три четверти. Филиппу камушек попал в ботинок, мы остановились его достать. Пошли медленнее. Миля, миля с четвертью, ребенок больше не болтал и начал шаркать ногами.

Я собиралась предложить сойти с дороги и отдохнуть, когда услышала еще одну машину. На этот раз с севера. Она ехала быстро, но шумела не намного сильнее «Рено», большая, мощная… Не буду притворяться, что узнала шум мотора, но точно знала, кто это.

— Машина. Филипп, прячемся!

Он скользнул за обочину, как мышка, я за ним. Сверху — кусты в три-четыре фута высотой, между ними прогалинки травы. Когда «Кадиллак» выехал из-за поворота, мы лежали в одной из таких природных цитаделей. Дорога прямо под нами. Автомобиль пролетел в облаке пыли и потоке ветра. Верх опущен, я видела лицо водителя. Неизвестно какие чувства сжали мой позвоночник.

Золотой полдень. Ни звука, только жаворонок поет. Филипп прошептал:

— Это был мой кузен Рауль, мадмуазель.

— Да.

— Я думал, он в Париже.

— И я.

— А он… Мы не могли… Он бы нам не помог?

— Не знаю.

— Но он был такой хороший тогда в полночь. Разве нет?

— Да. Был.

— Мой кузен Рауль? Он тоже? Ты ему не веришь?

— Да. Нет.

— Но почему…

— Не надо, Филипп, пожалуйста. Я не могу… Мы не можем рисковать. Совершенно. Как бы мы ни были уверены, нужно точно знать. Ты понял?

Если его что-нибудь и удивило в этой поразительно глупой речи, он виду не подал. Совершенно не по-детски положил мне на плечо руку.

— Мадмуазель.

— Я не плачу, Филипп. Правда. Не беспокойся. Я просто устала, мало спала и есть хочу. — Как-то я сумела улыбнуться. — Прости, mon petit. Ты идешь по нашему пути, как троянец, а я веду себя, как самая глупая из женщин. Все в порядке уже со мной.

— Мы поедим, — сказал мальчик, забирая власть в свои руки.

— Хорошо, Наполеон. — Я убрала платок. — Но лучше побудем тут еще немножко, чтобы точно знать.

— Что он уехал?

— Да, что его больше нет.

Филипп расслабился, положил подбородок на руки и смотрел на дорогу. Я перевернулась, солнце светило в лицо, глаза закрылись. Не хотела я думать. Идти дальше, слепо, трусливо, руководиться инстинктом… Но мысли наваливались, я даже о его имени не могла подумать спокойно. Я согласилась бояться Леона де Валми, держаться подальше от Элоизы, но любое доказательство, относящееся к нему, я готова была повернуть на его защиту. Потому что очень хотелось. Дурочка ты, Золушка.