Питер Свонсон - Убить лучше по-доброму

В день выпускного я заехал за Ребеккой в скромный дом ее родителей возле Мидлхемского пруда. Пока мама Ребекки фотографировала нас, ее отец, прислонившись к своему «Додж Дарту», курил сигару и бросал на меня леденящие взгляды из-под козырька бейсболки. Я был рад, когда мы сели в машину и поехали к гостинице «Холидей Инн», где проходил выпускной. На Ребекке было светло-голубое платье с глубоким декольте. Волосы она уложила по-французски и пахла ванилью.

Несмотря на то, что я дико волновался, первые часы выпускного прошли хорошо, Ребекка болтала и кокетничала со мной. Мы ели кордон бле с пересушенной курицей и несколько раз танцевали. Во время одного из медленных танцев я нежно поцеловал Ребекку в голову. Она притянула меня к себе, и я вспомнил о презервативе, который завернул в салфетку и спрятал за водительским удостоверением в бумажнике.

До конца выпускного оставалось каких-то двадцать минут, когда все рухнуло. Я отлучился в туалет, а когда вернулся, Ребекки уже не было за нашим столиком. Я заметил ее на дальнем конце танцевальной площадки: она прислонилась к стене и болтала с моим одноклассником, Биллом Джонсоном – полузащитником школьной футбольной команды. Я замер, ноги онемели, сердце сжалось. Вместо того чтобы пересечь бесконечный зал и подойти к ним, я вернулся к столику и оттуда увидел, как Ребекка и Билл обнялись, поцеловались и ушли вместе.

В понедельник после обеда я столкнулся с Ребеккой в коридоре школы. Я надеялся получить ее извинения, но она, едва взглянув на меня, отвернулась. Позже я узнал, что она теперь встречается с Биллом. Не знаю, хорошо это или плохо, что лишь немногие одноклассники знали, как она унизила меня на выпускном. Но я уверен, что, если бы Ребекка хотя бы извинилась передо мной, все могло бы обернуться иначе.

Месть я планировал больше года. Если я решил поквитаться с Ребеккой, то нужно было подождать какое-то время. Иначе я стану первым подозреваемым. Весь последний год я учился как одержимый, стараясь получать самые лучшие оценки, не высовываться и не подвергать себя риску новых унижений. Меня приняли в Гарвард, что удивило даже школьного психолога, и хотя это поступление уже было в какой-то степени местью, я все еще хотел отплатить Ребекке. Я мечтал унизить ее так же, как и она меня, но ничего не мог придумать. Тогда я перешел к запасному плану – напугать ее, очень, очень сильно.

За неделю до ее выпускных экзаменов, в один хмурый день, я припарковал свой «Форд Эскорт» возле магазина спиртных напитков «Арнис» и пересек небольшой парк, направляясь к черному входу дома Растов. Если бы кто-то заметил меня, они увидели бы парня в джинсовой куртке и бейсболке, – то есть в том, что обычно я не ношу. Но никто меня не заметил. Я принес в рюкзаке железный ломик с загнутым концом, чтобы взломать дверь, но она оказалась не заперта. Я знал, что дома никого нет, мистер Раст уехал несколько месяцев назад, а миссис Раст работала в дневную смену в аптеке. Я надеялся, что Ребекка вернется из школы одна примерно в три часа. Спрятавшись в шкафу в ее спальне, я стал ждать.

До сих пор помню ужас и возбуждение, которые я испытывал, сидя в крохотном темном пространстве под шуршащими одеждами Ребекки Раст и потея в лыжной маске, которую нацепил на лицо. Я приоткрыл дверцу шкафа и услышал, как подъехала машина Ребекки, как она вошла в дом и неспешно поднялась по лестнице. Сначала она направилась в туалет и провела там целую вечность, затем, наконец, спустила воду и вошла в спальню, что-то напевая. Сердце стучало так громко, что я удивился, как она не услышала. Я собирался выпрыгнуть из шкафа в своей лыжной маске, но она сама подошла прямо к шкафу и распахнула дверцы. Я шагнул на нее – с ножницами в одной руке и скотчем в другой. Она открыла рот, чтобы закричать, но звука не последовало. Я видел, как ее лицо побледнело, казалось она вот-вот лишится чувств, но вместо этого она бросилась бежать. Я схватил ее сзади и вдруг понял, что она в одном белье. Я скрутил ее, заставил нагнуться и скотчем обмотал сначала лицо и рот, затем руки и колени. Было нелегко; несколько раз она умудрилась пнуть меня ногой, но я молчал, чтобы она не узнала мой голос. Надежно связав ее скотчем, я затащил ее в шкаф и, прежде чем закрыть дверцу, провел кончиком ножниц по ее шее. Она зажмурилась, слезы катились по щекам. Я почувствовал резкий запах мочи.

Я бросил куртку, лыжную маску, ножницы, ломик и рюкзак в мусорный бак за магазином, где продавали алкоголь, и поехал домой. Руки у меня дрожали, но я чувствовал огромное удовлетворение от того, что отомстил Ребекке за боль, которую она причинила мне, однако мне было невыносимо стыдно, что я зашел так далеко. Эти чувства не покидали меня все лето, стыд периодически уступал место страху, что меня поймают. Меня публично опозорят и отправят в тюрьму, и в Гарвард я уже не попаду. Но полиция за мной так и не явилась, лето подходило к концу, и я решил, что мне удалось избежать наказания. Правда, однажды я услышал о случившемся – от моей подруги Молли, которая обожала собирать сплетни. Она рассказала мне, что на Ребекку Раст – «Ты же знаешь ее? Да ведь ты ходил с ней на выпускной, да?» – напали в ее собственном доме, связали и засунули в шкаф, и все думали, что это ее отец, мерзкий тип, который работал на заправке. Больше я ничего не слышал.

Мне все еще снится Ребекка Раст. В моих кошмарах Ребекка умирает в ту ночь, когда я связал ее и запихнул в шкаф. В этих снах меня мучают чувство вины и ужас от того, что меня поймают, и я никак не могу вспомнить, хотел ли я убить ее или просто напугать. В любом случае – я убийца, и эта мысль отравила мне жизнь.

В четверг утром, когда Миранда улетала в Майями-Бич на девичник, я проснулся после одного из таких снов. Я лежал один в постели, видения из ночного кошмара мелькали в голове, потом исчезли. Сначала мне снилась Ребекка Раст, затем я вспомнил, что человек, которого я убил во сне, – Миранда. Я засунул ее в шкаф Ребекки Раст, и она умерла там. Я вспомнил другие образы. Похороны, на которых никто не смотрел на меня. Ужас от того, что я забыл спрятать тело. Лицо отца, у которого из носа текла вода. Поле, на котором я в исступлении копал яму. На мгновенье мне показалось, что это не образы из моего сна, а воспоминания. У меня и раньше бывало такое чувство, когда я находился в пограничном состоянии между сном и бодрствованием – с жутким предчувствием, что мне снилась реальность, что я убийца, и рано или поздно весь мир узнает об этом. Я покачал головой и сказал себе, что это всего лишь сон, затем встал со смятой простыни и взял мобильный с комода. Восемь часов; обычно я встаю намного раньше. Такси должно приехать в восемь тридцать, чтобы отвезти Миранду в «Логан». Я натянул джинсы, свитер и спустился вниз.