Тобиас Уэллс - Моя прекрасная убийца [Сборник]

Закончив, я попытался приободрить ее:

— Все идет хорошо, Франциска! Им придется тебя выпустить! Поверь мне! Улик, которыми они располагают, слишком мало для обвинения. Тем более, что пятна крови на костюме — уже не доказательство. Выше голову, Франциска! Еще один или два дня… Я доведу это дело до конца!

— Большое спасибо, — сказала она и попыталась улыбнуться, но это ей плохо удалось.

Она протянула мне свою мягкую, теплую и нежную ладошку и закусила губу, чтобы скрыть подступившие слезы.

— Большое спасибо, Лео! — повторила она и повернулась к двери.

Я нажал кнопку на столе. Надзирательница открыла дверь и увела Франциску. Я смотрел им вслед и пытался проглотить ком, стоявший в горле.

Из телефонной будки, душной и раскаленной, я уже в шестой раз позвонил Цироту, но мне так никто и не ответил.

Потом я набрал номер моего друга Кулле, адвоката, больше, впрочем, похожего на сельского ветеринара, светловолосого и розовощекого. В молодости мы вместе с ним играли в любительских спектаклях — «Фауст» и тому подобное. Он тогда был одержим мечтой стать актером. И сейчас его речи в суде — просто артистические шедевры. Присяжные заседатели женского пола с трудом сдерживают рыдания — особенно в тех местах, где Кулле трогательно повествует о суровом детстве и безрадостной юности обвиняемого. Говорят, что на процессе против двух несовершеннолетних воровок-гастролерок государственный прокурор, слушая речь Кулле, прикрыл глаза рукой и тихо всхлипнул. Впрочем, я не очень верю в эту легенду, хотя друга своего люблю и убежден в его замечательных способностях.

У Кулле была новая секретарша.

— Как мне доложить о вас? — спросила она, когда я осведомился, можно ли поговорить с господином адвокатом.

— Барон Хафершляйм, — сказал я.

— Простите, как?.. — переспросила она в замешательстве.

— Так и доложите, — повторил я серьезно. — Просто барон Хафершляйм. Ваш шеф знает меня. Мы с ним старинные друзья, дитя мое. Мы еще лошадей крали вместе.

— Ах, вот как… — бедняжка была в полном смятении, не зная, что и подумать.

— Минутку! — пролепетала она.

Явился Кулле.

— Кого я вижу! — заорал он. — Разумеется! Леопольд! Барон Хафер…

Он засмеялся.

— Надо будет посмотреть в кодексе, нет ли там статьи — за насмешки над секретаршами. Как поживаешь, злодей?

— Мне нужно с тобой поговорить, Кулле, — сказал я.

— Ага! Доигрался! — закричал он. — Она подает на алименты!

— Кто? — теперь был озадачен я.

— Тебе лучше знать! — он засмеялся. — Проходи! Поговорим сейчас. Без четверти двенадцать я должен быть в суде.

Я еще раз посмотрел на молоденькую секретаршу, совсем девчонку, и меня стала мучить совесть за мою глупую шутку.

— Ты хулиган! — сказал Кулле, когда мы вошли к нему в кабинет. — С тебя денежный штраф за моральный ущерб, а в случае преднамеренного повторения — тюремное заключение сроком не менее…

— Ладно, ладно! — прервал я. — Налей лучше!

— Употребление на службе алкогольных напитков недостойно добропорядочного гражданина! — назидательным тоном продекламировал он.

— С каких это пор ты стал добропорядочным гражданином? — осведомился я.

— Два дня назад, — ответил он, — когда моя жена обнаружила, что у меня растет живот.

— При каких обстоятельствах?

— Веди себя прилично!

— Так тебе и надо, добропорядочный гражданин! Придется сесть на фруктовую диету, а по утрам с шести часов делать зарядку. Кстати, могу дать адрес мастера по изготовлению корсетов для мужчин. Говорят, у него золотые руки.

— Да, очень тебя прошу! — развеселился Кулле, поднял бокал с виски и сказал:

— Итак, за утреннюю зарядку!

— За нее! — согласился я.

Мы выпили, закурили и тогда, наконец, я изложил ему суть дела Ладике — Янсен — Цирот. Умение слушать было вторым достоинством Кулле.

— И что я должен сделать? — спросил он, едва я закончил.

— Вызволить девочку из тюрьмы, — сказал я. — Надо потребовать судебной проверки — насколько обосновано содержание под стражей — и все дела! Ставлю пиво!

Он грыз карандаш и думал.

— Не так-то все просто, — сказал он. — Давай посмотрим на это дело глазами судьи. Ведь Ладике, или как там фамилия этого негодяя, бросил ее, когда она была беременной. Он вел себя с ней, как последняя сволочь. Это — раз. Потом она имела с ним разговор. Крупный. И при этом именно она последний раз видела его живым. Это — два. Третье: свидетельница их ссоры несколько дней спустя убита тем же способом. Нож в горло. В тот момент, как нарочно, твоя молодая особа вышла прогуляться. Алиби нет!

— Зато нет и главной улики — группы крови, — начал было я.

— Ну и что, — вздохнул Кулле. — Группа крови убитого и подозреваемой совпадает. Пусть. Но ведь это не исключает ее участия в деле! Не так ли?

Я молчал. Он был прав, если смотреть глазами судьи.

— Не знаю, Лео, — сказал Кулле, — конечно, я попытаюсь что-нибудь сделать, раз для тебя это так важно. История с оформлением страховки — не пустяк. Но будет ли этого достаточно?

— Спасибо, — сказал я удрученно. — Мне, честно говоря, все виделось несколько в ином свете.

— Ты что, втюрился в девчонку? — осведомился он. — Открой мне свое сердце, будто я твоя родная мать.

— Боюсь, что ты прав, — ответил я тихо.

— Ну и ну, — сказал Кулле.

Секретарша Кулле проводила меня к выходу.

— До свидания, господин барон, — сказала она почтительно.

Но я даже не улыбнулся. Мне было совсем не весело.

Потом я свалял дурака, и это еще раз доказывает, как важно разделять в своей деятельности личное и служебное. Надо же было оказаться таким рассеянным!

Я поехал к вдове Фибих, поставил свою машину прямо перед ее домом, еле заставил себя не думать о Франциске и позвонил.

Я давил на кнопку минуты две, нутром чувствуя, что за мной наблюдают через замочную скважину. Наконец, дверь открылась.

Хозяйка была очень мила на вид. Платье джерси коньячного цвета хорошо подчеркивало фигуру. На бледном лице, обрамленном черными локонами никакой косметики. Только полные, красиво очерченные губы были слегка подкрашены.

— Слушаю вас, — сказала она.

— Фрау Фибих? — спросил я.

— Да…

— Криминальная полиция. — Я предъявил ей мое удостоверение.

— А в чем дело? — Она разыграла необычайное удивление.

Знакомый трюк.

— Можно мне войти? — спросил я.

Она явно нервничала — стала разглаживать платье на бедрах, хотя оно сидело, как влитое.

— Пожалуйста, — сказала она и посторонилась.

В прихожей висели часы с кукушкой, которая принялась куковать как раз в тот момент, когда я снимал шляпу. Двенадцать раз.

— Вы знакомы с господином Циротом, не так ли? — начал я свои расспросы.

— Как вы сказали? — спросила она недоуменно.