Мила Менка - Чучельник

– А что будет с девушкой? Расскажите мне о ней, – вдруг попросил монах.

Сначала я подумал, что ослышался.

– Что?

– Вы говорили, что год назад видели в стенах С* девушку… Я тоже ее видел… Она подошла так близко… Потом я стал задыхаться…

Я недоверчиво посмотрел на святого отца:

– Только подошла? Она не пыталась соблазнить Вас?

Монах перекрестился и стыдливо опустил глаза:

– Нет…

Я пожал плечами:

– Ваше счастье. Когда я увидел вас, подумал, что брат Йоган уже беседует со святым Петром…

– Ее напугал Брут, и она в ужасе бежала. Кто она – реальная женщина или бесплотный призрак, привидевшийся мне по сатанинской прихоти?

– Я думаю, что это существо – нечто среднее. В любом случае, душа Амалии нашла упокоение, а тело погребено, – сказал я, откупорив бутылку вина и протянув монаху.

Сделав по глотку, мы отправились в путь. Я шел, не оглядываясь. Впереди бодро бежал Брут, рядом пыхтел монах, неся на плечах неудобный и тяжелый сундук.

В пути нас застал закат. Виноградники закончились, за холмом лежала небольшая деревушка Хекст. Я остановился, чтобы в последний раз взглянуть на замок. Он словно плыл в огромном пепельном облаке. Черные, серые, а местами синие и зеленые дымные нити словно сплетали собой толстый канат, опутавший силуэт замка.

Монах поставил свою ношу на дорогу и, молитвенно сложив руки, вел очередную беседу с Богом. Закончив, он попросил вина, чтобы смочить горло. Тем временем ветер донес до нас запах гари.

– Надо торопиться!

Я принял из рук монаха бутылку, и мы продолжили путь.

В Хексте нас ожидал неприятный сюрприз. Местные жители, словно сговорившись, под разными предлогами отказывали нам в ночлеге. Люди боялись. Нас не спасла даже тонзура Йогана…

…Нам ничего не оставалось, как остановиться в полуразрушенном доме, хозяин которого был одинок и умер не настолько давно, чтобы его дом успели разобрать на дрова предприимчивые соседи. Растащили только часть крыши, и сквозь нее в дом попадал равнодушный лунный свет…

– Ничего, ничего, – успокаивал сам себя монах. – Через крышу волки не зайдут. Брат мой, не осталось ли там еще вина?

Я поставил бутылку на стол и с наслаждением вытянул ноги… Они уперлись во что-то мягкое.

– А-а-а! – раздался крик, и почти сразу же Брут бросился под стол с яростным лаем. – Уберите пса! Пристрелю!

Внезапно все стихло… Затем мы с изумлением услышали повизгивание и возню…

– Брут, дружище… рад, рад!

Наконец, мы увидели заросшего, словно леший, старика, возникшего из-под стола. В свете луны вид его был весьма угрожающим. Заметив на столе бутылку, он шумно сглотнул и пробасил:

– Уже год не пил вина… Всего глоточек, добрые люди!

– Бутылка почти пуста. Один глоток. Сначала брат Йоган! – сказал монах и шумно хлебнул.

Потом я приложился к горлышку… Вино, и правда, было выше всяких похвал, и мне больше никогда не приходилось испытывать подобные ощущения… На дне оставалась самая малость, и как мне не было жаль, я протянул бутылку бродяге.

– Мой пес знает вас. Кто вы?

– Вы что-то путаете. Это мой пес – Брут.

Я пригляделся, но как ни старался, не мог узнать Фридриха: слишком уж он зарос, а виделись мы один раз, и то мельком. Для верности я спросил:

– А как ваше имя, любезнейший?

Он опустил глаза.

– У меня нет имени… Зовите меня Ганс.

– Но насколько мне известно, прежнего хозяина пса звали Фридрих Шульц!

Я внимательно следил за лицом бродяги, и от меня не укрылось, как он вздрогнул.

– Да. Когда-то меня звали так. Но я предпочел бы умереть, чем вспоминать то, что совершил.

– Может быть, расскажете нам, облегчите душу? А святой отец отпустит вам грехи? Я кивнул на монаха, но тот ничего не сказал, лишь строго на меня посмотрел. По всему видно, что он был расстроен тем, что закончилось вино.

Бродяга опустился на скамью (я с сожалением убрал ноги) и начал свой рассказ.

– Я охотник. Мои родители, славу Богу, живы, и для них я пропал без вести. Есть девушка, которую я любил… Для нее я умер. Я умер для всех, но честным человеком, хотя на самом деле… Два года мы с Анхен копили на свадьбу, но денег всегда не хватало. Время шло, и Анхен все больше нервничала – ей хотелось иметь детей, семью… – он помолчал, собираясь с духом, и потом выдал на одном дыхании: – Фрау Шнайдер сказала, что есть способ быстро разбогатеть. Путь не из легких, но цель стоит того. После все забудется, и мы с Анхен будем счастливы… В назначенный день я был сам не свой. Я колебался. И вдруг увидел, как моя Анхен улыбается этому хлыщу… Потом он упал – оказалось, что Анхен перепутала кружки, и принесла ему пиво, которое старуха приготовила для неё, подмешав туда зелье.

Мне эти обстоятельства были знакомы, хотя Фридрих меня не узнал. Должно быть, из-за глаза. Я не счел нужным открываться ему.

Между тем негодяй пытался оправдаться:

– А уж она так над ним порхала, так ухаживала… У меня внутри все закипело – словно бес вселился. Ночью мы с фрау Шнайдер накинули спящей Анхен на голову мешок, и я… – он стукнул по столу так, что тот треснул надвое. – Анхен закричала – пришлось ее оглушить. Когда она очнулась, фрау Шнайдер сказала ей, что в дом проник неизвестный, задержать которого не удалось…

– Значит, Анхен думает, что ее обесчестил барон?

– Не знаю. Бедняжка говорит то, что прикажет фрау Шнайдер. А та, в свою очередь, обещала мне представить ситуацию таким образом, что все будет указывать на барона. И ему ничего не останется, как выложить кругленькую сумму для сохранения своей репутации. Но барону, похоже, плевать на репутацию! – Фридрих опустил голову.

– Но зачем старухе подставлять свою приемную дочь?

Я все еще надеялся, что Шульц лжет. Однако по всему выходило, что он был из тех людей, которые большую часть вины сваливают на подельников, выставляя при этом себя жертвой чужой злой воли.

Поэтому, не задумываясь, он ответил:

– Старуха ненавидит барона С. Уж не знаю, за что… Люди поговаривают, что ее покойный муж работал на барона, и деньги, которые он получил за работу, сделали его невменяемым. Из-за них Эльза Шнайдер родила мертвого ребенка. Но это всего лишь слухи. Однако то, что она задумала уничтожить барона, – правда.

– И ей, похоже, удалось! – воскликнул Йоган.

– Старая ведьма с самого начала знала, что он не будет откупаться за то, чего не совершал. Я вынужден скрываться, а барон остался один. Хозяйство его расстроено, и если он не продаст С и не уедет, его ждет голодная и позорная смерть… – Шульц умолк.

– Так барон отказался платить?

– Да! Сказал, что если не уйду – застрелит.

– Но у Анхен ребенок! Сын! Это ваш сын, Фридрих! – В душе моей поднималась волна ярости…

– Я… я не знаю. По срокам выходит… но обычно женщины, потерявшие честь таким образом, становятся всеобщим достоянием: Анхен могла утешиться в объятиях другого…