Игорь Резун - Время АБРАКадабры

– Браво! – похвалил Алесей. – В тридцатые ты бы сгинула в застенках Лубянки или стала Генсеком.

Он подхватил:

Они прошли мимо стел с именами кавалеров Орденов Славы. Над стелами колыхались алые знамена. Обернувшись, Алексей рассказал:

– Вообще, магическая Орифламма…

– Оба-на! – воскликнула девушка. – А у меня в сумочке косметика-то «Орифлейм»! Набор…

– Отлично! Так вот, Орифламма первоначально была не золотой, а алой. Это знамя было послано папой Львом Третьим королю Карлу Великому в конце восьмого века нашей эры перед коронацией его на императорский престол. С конца десятого века Капетинги стали называть Орифламмой свое родовое знамя. Это уже было раздвоенное белое полотнище с тремя золотыми лилиями. Но в тысяча девяносто шестом Орифламма снова приняла форму раздвоенного красного знамени и стала стягом Французского Королевства! Знамя поднималось, когда война велась против врагов христианства или иных недругов Франции. Такая вот история, ребята, у стяга Красной Армии!

Они дошли до танка, который был облеплен детьми, приехавшими сюда с какой-то экскурсионной группой, поэтому Алексей повел колонну сразу к «Катюше». Тут он остановился и начал оглядываться.

– Чего ищешь? – деловито спросила девушка. – Я все взяла. Шоколадка, «Салют-Кола» – все в пакете.

– Нет, – загадочно покачал головой Алексей, – не хватает еще одной репперной точки. Мы где? У БМ-13, она же «Катюша». Не хватает женщины с этим именем.

– Ну иди, ищи.

Когда Алексей отошел, подозрительно оглядывая мам, сидевших на скамейках в тени елей, Кузнечик робко обратился к Майе:

– Вы откуда такие оба? Вы не из нашего города, приезжие?

– Мы? Здрассьте! Мы из Новосибирска. Из Академгородка.

– А-а… Вы как волшебники прямо!

– А ты думал, у нас в городе нет волшебников? Ходят с тобой по одним и тем же улицам. Только надо уметь видеть.

– Как?

– Научишься! Волшебник Рыбака видит издалека, а брата-Волшебника – и того дальше, – загадочно ответила Майя, раскладывая на теплом граните симороновские причиндалы. – Свечку поставь под машину, вот так! Видишь, как хорошо горит?

Тем временем Алексей подвел к памятнику молодую женщину-казашку. Смуглокожая, с простенькой прической, в цветастом недорогом платье и розовой косынке на голове, она растерянно улыбалась, держа за руку маленького трехлетнего мальчика. Майя обратила внимание, что они подошли к ним, уже приняв условия игры: казашка держала в руках свои сабо и крохотные сандалетки сына с воткнутыми внутрь теплыми синими носочками. И молодая женщина, и маленький мальчик отважно топтали асфальт парка босыми ногами, они у них были почти что одинаковыми: золотисто-коричневыми, маленькими и аккуратными.

– Вот! – представил Алексей. – Это Катя.

– Катя Исинбаева, – неуверенно проговорила та, разглядывая Майю с любопытством, но без страха. – А у вас какой-то праздник, да?

– Катя у нас работает продавцом и учится на культурологическом факультете! – объявил Алексей с торжеством. – Сам Бог послал! Нет, Катюша, у нас тут… ритуал.

– Какой?

– Разжигание Внутреннего Огня на Победу. Вот этому молодому человеку, – Алексей показал на Кузнечика, – срочно требуется Победа. У него полоса неудач. Так что угощаемся, принимаем «Салют-колу» и танцуем.

– Танцуете? А разве тут можно? Это же памятник!

– Памятник есть пир человеческой памяти, – заметил Алексей нравоучительно. – Какой же пир без танца? Кроме того, мы ведь Танцующие Волшебники!

С этими словами он подсадил малыша на постамент. Тот с визгом сразу же полез на горячий металл.

Но Катя, вопреки опасениям Майи, не издала обычного для молодых мам тревожного кудахтанья: «Ай, упадешь! Ой, порежешься! Ай, обожжешься». Казашка с любопытством следила, как ее трехлетний сын штурмует зеленые изгибы корпуса ЗИС-5 с пусковой ракетной установкой.

– Не боишься? – проговорил Алексей, хитро глядя на молодую мать.

Та улыбнулась застенчиво:

– У нас в Джезказгане говорят: если сын в три года бросил мамкину титьку – здоровый будет, если в два года попытался на лошадь сесть – сильный будет… Пусть привыкает!

Алексей разливал по пластиковым стаканчикам «Салют-колу». Шоколадку раскрыли, разломали. Один кусок ухватил карапуз, бережно зажал в руках, отчего шоколад стал быстро таять, а малыш успел еще и размазать его по щекам.

Пока все шло по хорошему сценарию. Не хватало только белоносочной Лили. Майя снова вспомнила тот самый вчерашний разговор и рассказала стих про деньги. К ее удивлению Катя тут же подхватила:

– Вот, – виновато сказала она. – У нас же сомы, в Казахстане… поэтому у меня – про сомы.

– Да будут сомы весьма весомы! – закричал Алексей, одаривая всех стаканчиками. – Ну что? Пьем за Победу, в парке Победы, на технике Победы, закусываем шоколадом «Победы» и запиваем «Салютом»! Ура, ура, ура!

Дурачась, он громко выкрикнул эти слова. Мамаши на скамейках поежились, глядя на компанию молодых людей с осуждением и плохо скрытой завистью.

– А у тебя отлично получилось! – похвалила Майя. – Сразу. Ты стихи пишешь?

– Да, – просто ответила Катя и засмеялась. – Правда, иногда такая чушь получается. Вот, например, вчера:

Майя, Алексей и даже Кузнечик улыбались ликующе. Женщина позвала сына:

– Гриша! Гриша, иди сюда, печеньку съешь!

Карапуз начал слезать с машины, чтобы подбежать к матери, его неловко подхватил Кузнечик, обнаружив робость перед маленькими детьми, и спустил с постамента. Катя дала сыну печенье, переступила на теплом камне босыми ногами и сказала:

– Ну вот, Гриня, мы хоть с тобой вволю погуляли без сандаликов, да?

– А что, не разрешают?

– Да свекровь… Она этого «босячества», по ее словам, не переносит! – вздохнула женщина. – Кутает Гриньку, как не знаю кто. И меня тоже. Вот, достала в своем магазине сабо, а они мне на размер меньше. Ничего, говорит, зато бесплатно! А с кривыми пальцами, мол, жить можно.