Анна и Сергей Литвиновы - Изгнание в рай

…Он почти без сожаления отложил докторскую по фундаментальной физике – и взялся за очередную компьютерную игрушку.

Расходы, действительно, предстояли немалые. Нужно и младенца – в человеческих условиях! – родить, и, если что, оплатить лечение Кнопке.

Съезжать со съемной квартиры, срочно свою покупать, обставлять. Хорошо бы, конечно, сразу в дом перебраться, но Томский понимал: построиться, да еще в условиях ограниченного бюджета, – это вопрос не года. И даже не трех. Тем более, если хочешь, чтобы каждая мелочь продумана и вообще все самое лучшее.

…Кнопка свою беременность отчаянно берегла. Много лежала, как велели врачи. Гуляла. Ела фрукты. И с работы ушла – потому что доктора позволяли только полставки, без нагрузок, а в детдоме разве такое возможно?

Михаил был рад, что любимая наконец бросила своих сироток-дегенератов.

Постоянное присутствие жены в квартире совсем его не раздражало. Хотя мог работать в офисе, часто оставался дома. Сидел в кабинете. Слышал, как Кнопка напевает. Улыбался, когда с кухни тянуло горелым. Звал Нину Васильевну в кабинет, спрашивал:

– Как думаешь, что хуже? Если женщина не любит готовить или если не умеет?

– Не знаю, – смущалась Нина Васильевна.

– Самое страшное – когда любит, но не умеет, – хохотал Томский.

Стискивал Кнопку в объятиях, начинал целовать, любовался ее милым простоватым личиком.

Нина Васильевна выглядела сейчас совсем не блестяще, и секс врачи им запретили – вплоть до родов, но Михаила все равно переполняла любовь. Спокойное, тихое, милое, ласковое, почти пенсионерское чувство. Хотелось не дикой страсти предаваться, а вить уютное, на лета, гнездо.

…Как только самые опасные первые три месяца миновали, он сам позвонил Кнопкиному врачу. Спросил:

– Ей летать сейчас можно?

Врач позволил. Кнопка обрадовалась, прыгала по квартире:

– Отпуск! У нас с тобой будет первый отпуск!

– Нет, моя дорогая Нина Васильевна, – возразил Томский. – Никаких отпусков. Мы с тобой летим по делу. Как ты и хотела, в глушь. Для нашего дома участок искать.

– Ой. – Она закрыла ладошкой рот. Посмотрела на него счастливыми глазами. Вдруг фыркнула: – А куда в глуши самолеты приземляются? На болото?

– Ну, мы с тобой сначала в Милан полетим, – слегка рисуясь, произнес он. – Сходим в оперу, купим для нашего младенца дизайнерские пинетки. А потом возьмем машину и поедем куда глаза глядят. Может, на севере нам понравится – на озере Комо. Не подойдет – поедем на Сицилию. Или в Испанию. Или на Кипр.

Не удержался, добавил:

– Я хоть и питаюсь с удовольствием твоими сосисками, но человек не бедный. Любое место в мире себе могу позволить. Может, только кроме Куршевеля или Лазурного Берега.

– Ох, опасные ты вещи говоришь, – улыбнулась она. Растопырила свои пальчики без маникюра. – Смотри, сейчас как разохочусь! Как вцеплюсь в твои богатства!

Но немедленно смутилась, объяснила:

– В смысле… я имела в виду, мне все время хочется – тому помочь, этому…

– Обязательно, Кнопка! Мы обязательно будем всем помогать, – заверил он. – Но сейчас давай немножечко поживем для себя.

И еле заставил съездить в хороший магазин, купить в дорогу удобные брюки на резинке, мокасины, комбинезон.

…В Европе бедная Кнопка ужасно стеснялась. Все время ей казалось, что говорит или делает она что-то нелепое. Да и языков бедняжка не знала – совсем, даже кофе себе не могла заказать. Ни на английском, ни тем более на итальянском. Михаил с разговорным инглишем тоже не дружил. Раньше, когда путешествовали с Настей, та всем заправляла, болтала с персоналом, делала заказы и решала проблемы. А с Кнопкой они постоянно влипали в смешные истории. То им пиццу приносили – сплошь красный перец. То карабинер останавливал их машину, пытался что-то втолковать, а они никак не понимали, за что их хотят оштрафовать.

Михаила происходящее веселило. А Ниночка страдала, хваталась за голову:

– Миш, как мы тут жить-то будем, если совсем их не понимаем?

– Брось! Язык учится за полгода.

– Мы будем говорить по-итальянски, но не начнем их понимать! – убежденно возражала Кнопка. – Тут все такое чужое…

– Ну, тогда давай возвращаться в Россию, – усмехнулся он. – Поедем к Агафье Лыковой, в ее таежный тупик. Там дом и построим.

– Миш, а у меня другая идея есть, – робко произнесла Нина. – Ты только сразу смеяться не начинай, ладно?

– В Африку зовешь?

– Нет. В Болгарию. Помнишь, я тебе рассказывала, как еще в детстве моря испугалась? Это там было.

Обняла его, взглянула просительно:

– Давай туда съездим, а?

– Ну, Нинок, ты меня разочаровала, – вздохнул Михаил. – Я тебя по изысканным краям вожу, а ты, оказывается, про Болгарию мечтаешь. Фу! Как примитивно!

– Зато здесь море глянцевое, ненастоящее, как на картинке. А там бурное. И язык понятный. «Яйца на очи» – яичница. «Плод зеленчук» – овощи-фрукты. И если у тебя на колготке дырка, никто не кривится.

– Я понял. Тянет тебя на колхоз, – печально подвел он итог.

Михаил был в Болгарии – в конце девяностых. Застал грустную картину. Унылые коробки санаториев, разбитые дороги и мрачные взгляды крепких парней в спортивных костюмах. В братской стране тогда тоже было время братков. Только называли их «бо́рцами» – когда-то все они занимались греко-римской борьбой, очень популярной при социализме.

Но если Кнопка хочет, ему не жалко. И билеты в Болгарию он купил в тот же вечер.

…Весь первый день там Нина Васильевна не вылезала из моря. Даже трястись над своей беременностью временно перестала. Резвилась, визжала, кувыркалась, словно щенок. Построила песочный замок.

Михаил наблюдал за ней из тени кафе. Пил невкусное местное пиво, перелистывал журнал по недвижимости. Ничего интересного – на продажу предлагали сплошь жилье в комплексах. А в них, естественно, будет куча соседей, визжащие дети на горке и переполненные общие бассейны.

Когда Кнопка выбралась наконец из воды, он спросил:

– Ну что, моя королева? Что делаем дальше?

И она (хотя командовать совсем не умела) решительно произнесла:

– Едем в Царево. Ну, где мы тогда с мамой были…

– А что там хорошего?

– Тоже море, – улыбнулась она. – Порт. Ставрида очень вкусная.

Михаил включил навигатор: от Бургаса, куда они прилетели и где остановились в гостинице, всего пятьдесят километров. Ухмыльнулся:

– Какой-то каприз у тебя очень простенький.

– А у меня еще один будет, – пообещала Кнопка.

И назавтра, когда Михаил уже начал притормаживать перед съездом на Царево, попросила:

– Не сворачивай.

Он послушно прибавил газу, и машина немедленно ухнула в яму – дорога как-то сразу превратилась из плохонькой в совсем паршивую.