Анна и Сергей Литвиновы - Изгнание в рай

– Кнопка! – строго молвил он. – Куда ты хочешь меня завезти?!

– Как куда? – просияла она. – В город счастья, конечно!

Слева между тем виднелась унылая, заброшенная фабрика, справа – реденький лесок с выжженной травой.

– Минуточку, – Михаил напряг память, – по-моему, за Царево, почти сразу, граница с Турцией. И никаких больше городов.

– А я тебе говорю езжай, – упорствовала девушка. – Он очень маленький, его, может, и на карте нет. Называется Агатополис, в переводе с греческого – Город счастья.

…И поселение действительно нашлось – через двенадцать километров тряской дороги.

– Самое рыбацкое место во всей Болгарии, – просвещала Кнопка. – Лодка у каждого жителя есть, в самом центре – огромная пристань, и маяк старинный, очень красивый. Но мы все это потом посмотрим, ты пока дальше езжай.

И погнала его, теперь по грунтовке. Пыль столбом, убогий арендный «Фиат» жалобно завывает, навстречу цыган на лошади выехал – едва разминулись. Кнопка явно устала, глаза ввалились, но его еще и утешает:

– Сейчас, Мишенька, потерпи чуть-чуть. Где-то здесь должно быть… Вот, вот! Стой.

И он еще мотор не успел заглушить – выскочила из машины. Михаил поспешил за ней. А Кнопка уже со знанием дела – будто к себе домой приехала – шагала по тропинке сквозь реденький лесок, бормотала:

– Вот странно… Сколько лет прошло, а я все помню. И дорожку эту, и сосну кривую… – Обернулась к Михаилу, объяснила: – Мы здесь клад искали! Агатополис ведь город старинный, его пираты сто раз захватывали и сокровища могли зарыть запросто. У нас и карта была, с крестиком, все как положено. Мама только к концу каникул призналась, что сама ее нарисовала.

– А клад нашли? – хмыкнул Михаил.

– Конечно, – уверенно отозвалась Кнопка.

Сделала несколько шагов и остановилась:

– А вот место, где я хотела бы жить. Смотри.

Миша подошел, встал рядом. Осмотрелся.

Да, необычно.

Только что казалось: колючему лесу нет конца. И вдруг вместо деревьев – ровная, голая площадка. Заканчивалась обрывом. Дальше – море. Огромное и пенное вдали – и спокойное внизу, в маленькой бухточке. Трава выжжена. Соленый воздух. Тишина. Ни души.

– Чем тебе не полная глушь? – обернулась к нему Кнопка.

Михаил молчал. Ярко светило солнце, тарахтели цикады. Над обрывом тревожились, летали чайки.

– Что ты молчишь? Тебе не нравится? – встревоженно спросила она. И торопливо заговорила: – Не бойся, я совсем не настаиваю. Не хочешь тут покупать – не надо. Я просто тебе показать хотела, как здесь красиво. И докучать никто уж точно не будет.

А он пробормотал:

– Водопровода, конечно, нет. Про канализацию или газ я вообще молчу. Протянуть электричество встанет в целое состояние. И землю в собственность в Болгарии не оформишь, придется фирму открывать с директором местным. Это деньги, время. Плюс и кинуть могут.

– Я понимаю. Это совсем не выгодная покупка, – грустно вздохнула она.

Михаилу и правда больше были по душе прилизанные итальянские городки. Чистенькие песочные бухты.

Ровненькие участки со всеми коммуникациями и нормальными документами.

– Зато здесь раньше парковались пираты, – продолжала неумело нахваливать Кнопка. – И морские змеи водятся, я сама видела!

«Хоть Болгария страна и дешевая, в дикие деньги дом встанет. Любые нормальные стройматериалы придется из-за границы везти. Да и рабочих, наверно, тоже. До конца жизни буду компьютерные игрушки клепать, – продолжал прикидывать Томский. – Оно мне надо?»

Но вдруг представил: ряды кирпичных поддонов, цементная пыль. Кнопка в рабочем комбинезоне – суетится, пытается что-то втолковать строителям. Их дочь – хулиганка в измятом платье – увлеченно швыряет с обрыва камни. А он, будто Будда, восседает надо всем этим хаосом с лэп-топом на коленях.

Картинка ему понравилась. Стоит попробовать!

Севка, когда узнал, что Нина Васильевна благополучно родила, радовался едва не больше, чем сам Томский:

– Ф-фу, прямо камень с души. Нет хуже, когда фрики детей заводят.

И, прямо в день счастливого события, улетел в Америку – специально оттягивал переговоры до момента, как Кнопка разрешится от бремени.

А Томский купил букет роз и помчался в роддом.

Однако жена пока лежала в реанимации, и его туда не пустили. И цветы не взяли – пришлось нянечке подарить. Ребенка тоже не показали: «Успеете еще, папаша, наглядеться».

Михаил особо и не расстроился.

Сева предупреждал: младенцы выглядят пугающе. Мутноглазые, сморщенные. А главное, ничего в них разумного – улыбаться не могут, даже толком не видят пока.

– Другое дело – лет через пять, когда ты сможешь повести его на футбол… Хотя какой футбол, у тебя девчонка.

– Ничего, – Томский старался говорить беспечно, – поведу ее в цирк.

– Ох, Мишаня. Да у тебя и без того дома сплошной цирк, – вздохнул Акимов.

Тут он был прав. Кнопка (всегда была с причудами) во время беременности совсем пошла вразнос. Увлеченно добивалась «внутренней гармонии с плодом». Купила домашний мини-фонтанчик, могла часами смотреть на воду. Или предавалась релаксу под странную (но якобы чрезвычайно полезную для пузожителя ) мелодию. Училась какому-то особенному дыханию. Мебель переставляла – по фэн-шуй. Тоннами глотала литературу по воспитанию и раннему развитию грудных младенцев. Однако заранее закупить приданое (как советовал практичный Сева) отказалась категорически – боялась сглазить.

И сейчас – не успела родить, а уже полна новых идей: ей обязательно нужны зеленые яблоки, какой-то особенный, низкоаллергенный мед, а еще гомеопатические гранулы, чтоб молока было больше. Ну, и ребенку – кроватка, коляска, распашонки, пеленки, слинг…

– Бери домработницу, – советовал ему Сева. – Или няню. А лучше – обеих сразу.

Но Михаил и без того с некой дрожью предвкушал дочь, нового, пока постороннего человека в доме. А если к ней добавятся еще и чужие тетки – будет совсем беда. Лучше поверить доктору Споку (Кнопка цитировала), что дети – создания живучие, постоянно трястись над ними вовсе не надо. И попробовать справиться своими силами.

…Нина Васильевна рожала хотя и по дорогому контракту, но в клинике солидной, старорежимной. В отделение, где лежали больные с кардиопатологией, посетителей не пускали. Передачки принимали, как в советских фильмах, – через нянечку.

– Но на выписку я договорюсь, чтоб ты в палату поднялся, – щебетала по телефону жена. – А то у меня столько вещей скопилось – сама никак не унесу. Ой, все! Солнышко мое проснулось.

Томский слышал в трубке мяукающие, животные звуки и отчаянно трусил. Нет, это происходит не с ним. Просто быть не может, что он – гений, изгой – стал отцом. Обязан теперь быть для дочки примером, а для жены опорой.