Хавьер Сьерра - Тайная вечеря

— Да... — Я замолчал в нерешительности.

— Превосходно, падре. Это просто превосходно. Нам будет о чем поговорить. Уверен, лучшего места для того, чтобы провести несколько дней, вам просто не найти.

Александр мне понравился. Ему было около пятидесяти. Он абсолютно не комплексовал по поводу своего крючковатого носа и самого выдающегося вперед подбородка, который я когда-либо видел, а его кадык, казалось, боролся за право покинуть гортань. На его столе лежали большие очки для чтения мелкого книжного шрифта, а на рукавах рясы красовались огромные чернильные пятна. Не то чтобы я мгновенно проникся к нему доверием. Напротив, поначалу я даже старался не слишком пристально на него смотреть, чтобы не очаровываться этой сутулой фигурой, хотя должен признать, что искра искренней взаимной симпатии пробежала между нами практически сразу. Он сам настоял на том, чтобы позаботиться обо всех моих нуждах во время пребывания в монастыре, предложил показать все потайные уголки этого великолепного сооружения, где все блестело новизной, а также взял на себя обязательство обеспечить мне покой и возможность сосредоточиться на своей работе.

Если другие братья последуют вашему примеру и также изберут нашу обитель местом своих научных изысканий, — из его груди вырвался стон, как будто ему было уже невмоготу себя сдерживать, — то очень скоро мы могли бы превратиться в Эстудио Дженераль [7] Учебное заведение ордена доминиканцев, где изучали теологию или знаменитые Тривиум ( Trivium ) — грамматику, риторику и диалектику — и Квадривиум ( Quadrivium ) — арифметику, геометрию, астрономию и музыку. , как в Риме, и кто знает, быть может, со временем даже в Университет.

— Так, значит, сюда никто не приходит заниматься?

— Почти никто, по сравнению с тем, сколько это место может предложить. Вам наша библиотека может показаться скромной, но в ней собрана одна из самых ценных коллекций древних текстов в герцогстве.

— Ах, вот оно что?

— Простите меня, если вам кажется, что я грешу нескромностью, но я очень много времени провожу здесь над книгами. Наверное, такому просвещенному человеку, как вы, наша библиотека кажется незначительной по сравнению с ватиканской, но поверьте мне на слово, здесь таятся сокровища, которые не снились даже библиотекарям Папы...

— В таком случае, — учтиво произнес я, — мне очень повезло.

Брат Александр слегка наклонил голову, как будто принимая комплимент, не переставая рыться в своих бумагах в поисках, очевидно, чего-то очень важного.

— Первым делом я хочу попросить вас о небольшой услуге, — он засмеялся, не раскрывая рта. — Честно говоря, вас мне сам Бог послал. Для такого искушенного в расшифровке секретных посланий человека, как вы, подобная задачка будет проще простого.

Доминиканец протянул мне клочок бумаги, на котором было что-то нацарапано. Это был грубый набросок музыкальной гаммы, дополненной нотой, стоящей не на своем месте (фа), и простым рыболовным крючком. Это выглядело вот так:

— Ну что? — нетерпеливо спросил он. — Вы что-нибудь понимаете? Я уже три дня безуспешно над ним бьюсь.

— А что, по-вашему, я здесь должен обнаружить?

— Фразу на романском языке.

Я внимательно смотрел на предложенную загадку, но ее смысл пока не открывался. Было очевидно, что ключ скрывается в этой ноте, стоящей не на месте. Разгадка всегда таилась в символах, расположенных в неожиданных местах. Но как насчет крючка? Я мысленно расположил все элементы головоломки по порядку, начав с чтения гаммы. То, что я увидел, меня развеселило.

— Ну конечно, это фраза, — отсмеявшись, заявил я. — Причем очень простая.

— Простая?

— Достаточно уметь читать, брат Александр. Сейчас вы сами в этом убедитесь. Если начать с перевода слова «крючок» на романский язык — «amo», остальная часть рисунка сразу приобретает смысл.

— Не понимаю.

— Это просто. Прочтите «amo», а затем ноты.

L'amo... re... mi... fa... sol... la... za... re...

— L'amore mi fa sollazare! [8] Любовь мне приносит наслаждение (итал.). — воскликнул он. — Этот Леонардо просто плут! Ну, я ему покажу! Так играть с нотами!.. Maledetto [9] Maledetto — проклятый (итал.). .

— Леонардо?

Одно упоминание этого имени вернуло меня к реальности. Я пришел в библиотеку в поисках укромного уголка, чтобы поломать голову над тайной Прорицателя, которая, если мы не ошибались, была непосредственно связана с Леонардо, недоступной трапезной и работой в ней.

— Ах да! — библиотекарь все еще пребывал в эйфории от только что сделанного открытия. — Вы ведь еще с ним не знакомы? — Я покачал головой. — Это еще тот любитель головоломок. Он нам каждую неделю что-то новенькое подбрасывает. Эта была одной из самых сложных...

— Леонардо да Винчи?

— А кто же еще?

— У меня сложилось впечатление, что он не особенно общается с братьями, — неуверенно произнес я.

— Только когда он работает. Но он живет неподалеку, поэтому часто заходит взглянуть на свою работу, и тогда он постоянно хохмит, встречая кого-то из братьев. Он обожает двусмысленные шутки, неоднозначные фразы. Его находки — просто умора!

«Шутки с двойным смыслом».

Рассказ библиотекаря отнюдь не позабавил, а скорее встревожил меня. Моей задачей было расшифровать послание, которое все аналитики Вифании восприняли как издевку. Этот текст существенно отличался от распутной фразы, скрытой Леонардо в ребусе, и от его разгадки зависели дела государственной важности. Как я мог позволить себе тратить время на подобную пустую болтовню?

— По крайней мере, — оборвал я Александра, — что объединяет меня с вашим другом Леонардо, так это любовь к работе в одиночестве. Вас не затруднит предоставить мне стол и позаботиться о том, чтобы меня никто не беспокоил?

Брат Александр понял, что это вовсе не просьба. Он послушно стер торжествующую улыбку со своего угловатого лица.

— Оставайтесь здесь. Вашей работе никто не помешает.

Библиотекарь сдержал свое слово. В течение тех часов, которые я провел над семью строчками, препорученными мне учителем Торриани в Вифании, мое уединение так никто и не нарушил, что в целом было нехарактерно для моего пребывания в Милане. Безусловно, задание требовало одиночества, как ни одно из тех, с которыми я сталкивался прежде. Я перечитал эти семь строк:

Теперь все зависело от моего терпения.

Я решил последовать урокам, которые мне преподали в Вифании, применив к этой галиматье техники, столь любимые высокочтимым падре Леоном Баттиста Альберти. Падре Альберти наверняка восхитила бы эта дуэль: мне предстояло не только проникнуть в суть загадки, скрытую за тривиальным текстом, но и, возможно, проследовать за ней к произведению искусства, таящему загадку. Он был замечательным знатоком тайнописи, ценителем искусства, поэтом и философом. Он сочинил траурную мелодию по случаю похорон своей собаки и даже запечатлел на полотне фонтан Треви в Риме. Наш любимый доктор, которого Господь так преждевременно призвал к себе, говаривал, что ни форма загадки, ни ее происхождение не имели никакого значения для решения. Необходимо было лишь двигаться от очевидного к скрытому. То есть сначала понять явное — фа — для того, чтобы затем найти его тайное значение. Он также сформулировал еще один важный закон: загадки следует решать не спеша, вникая в мельчайшие детали и позволяя им отложиться в памяти.