Роберт Маккаммон - Королева Бедлама

Он заметил, что сидит в глухой защите. Очень неудачное положение, если верить Грейтхаузу.

И еще. Налет на имение Чепела привел в сети закона еще двух человек — один за сорок, другой под шестьдесят, которых явно держали в преподавателях. Первый признал себя специалистом по шантажу — «прижимать пижонов», как говорил он, — и в различных методах вымогательства. Человек постарше был экспертом по финансам. Кажется, единственным его преступлением было умение рассуждать об иностранных валютах, обменных курсах и системах поведения на рынке что бекона, что редких драгоценностей, и рассуждать до тех пор, пока допрашивающему не захочется заткнуть ему пасть раскаленной кочергой. Оба они сознались, что видели в имении много убийств и показали Лиллехорну кладбище, где лежали тела, но история их найма была таким клубком, что распутать его можно было, только погрузившись в преступный мир Лондона, да и то не наверняка.

Проблема в том, думал Мэтью, глядя на доску, что видел он там четверых, которых счел инструкторами. О третьем мужчине и о женщине с синим зонтиком даже и слуху не было.

Ефрем допустил ошибку — простую, но характерную. Мэтью перепрыгнул конем через черного слона и увидел свет в конце туннеля.

— Ох ты! — замотал головой Ефрем. — Не надо было мне эту ладью двигать.

Диверсия, подумал Мэтью. Он хочет меня отвлечь на погоню за ладьей. Нет, не погонюсь, разве что деваться будет некуда.

И еще был граф Антон Маннергейм Дальгрен — еще один ноющий зуб, даже целая челюсть.

Оставив Тревора Кирби сидеть под деревом, Мэтью вернулся в дом, через разгромленную столовую вышел на террасу, где собирался спуститься вниз, вооружившись рапирой, и вытащить Дальгрена из пруда с золотыми рыбками.

Портьеры остались в пруду, а графа не было.

Мэтью с четырьмя констеблями обыскал весь дом, другие здания и конюшню — безрезультатно. Будто зловещий гренадер расправил кожистые крылья и улетел в Пруссию — настолько бесследно он исчез. Мэтью казалось это потрясающим, даже невероятным: как настолько избитый и израненный человек смог так быстро удрать. И снова всплывало слово «демонический».

Ефрем хотел двинуть ладью — и остановился.

— Знаешь, Мэтью, я тебя сюда пригласил для определенной цели.

— Знаю. Пообедать и сыграть в шахматы.

— Ну… не совсем. — Он двинул ладью, угрожающую теперь коню Мэтью. — Я хотел знать, вот если… если…

— Да выкладывай уже.

Ефрем откашлялся.

— Если я приглашу Берри Григсби на бал «Молодых львов» в следующую пятницу, как ты думаешь, она согласится?

— Чего?

— Берри Григсби, — повторил Ефрем. — На бал «Молодых львов». В следующую пятницу. Как ты думаешь?

Мэтью выпрямился:

— «Молодые львы»? Давно ты член клуба?

— Месяц назад вступил. Сразу, как мне исполнилось двадцать один. Да ладно, нечего на меня так смотреть, Мэтью! Вполне нормальные ребята, эти «Молодые львы». Там же сыновья ремесленников…

— Я знаю, кто там.

— И у них действительно танцы хорошие. Этот бал будет в «Док-хаус-инн».

— Чудесно.

Мэтью сделал ход королем.

— Глазам своим не верю! Как ты мог сделать такой ход?

Черная ладья сняла с доски последнего коня Мэтью.

— Да я пытаюсь в голове уложить, что ты вступил в клуб! Ты же всегда говорил, что это пустая трата времени!

— Нет, Мэтью, — ответил Ефрем. — Это ты говорил. Твой ход.

— Нет, погоди, минутку только. Ты хочешь пригласить Берри? Зачем?

Ефрем засмеялся:

— Мэтью, ты в своем уме?

— Был, когда садился за доску.

— Вот слушай. — Ефрем двинул вперед пешку. — Ты на Берри смотрел когда-нибудь? Ты с ней говорил? Она красавица, и она очень… очень… даже не знаю, как сказать, но мне это нравится. Она не такая, как все, Мэтью. Она… она за душу берет, наверное, это я хочу сказать.

— За душу, — повторил Мэтью, двигая свою пешку навстречу.

— Просто берет, и все. Я вот видел, как она сидит на молу и рисует. В то утро, когда я наступил на ту проклятую черную кошку и упал в бочку, спасибо тебе за смех, но именно это нас свело. Она мне помогла выбраться, и я сидел… то есть мы сидели и разговаривали, просто разговаривали. Мне нравится, как она смеется, нравится ее запах, нравится…

— Где, черт побери, ты ее нюхал?

— Да ладно, ты меня понимаешь. Иногда просто как-то донесет ветерком запах от волос или от кожи. Это прекрасно.

— Последний раз, когда я чуял ее запах, она совсем не так хорошо пахла.

— Прости?

— Ладно, ничего. — Мэтью попытался снова сосредоточиться на игре, и эта попытка жалко провалилась. Вдруг не стало никакой разницы между пешкой, ладьей и королем.

— Так вот, — напомнил Ефрем, — я спросил, как ты думаешь: пойдет ли она со мной на бал, если я ее приглашу.

— Не знаю. И откуда мне знать?

— Да ты же живешь в этом доме рядом с ней! Ты почти каждый день там завтракаешь и обедаешь у них на кухне, с ней за одним столом! Что это с тобой? — Он со стуком поставил ладью на доску: — Мат.

— Это не мат! — возразил Мэтью, но тут у него в глазах прояснилось, и он увидел треугольник из черной пешки, ладьи и коня, взявший его короля в плен. — Черт!

— Я думал ей цветы поднести, когда буду приглашать, — сказал Ефрем. — Как ты думаешь, ей понравится?

— Да не знаю я! Хоть бурьян ей поднеси, мне какое дело!

Но тут Мэтью посмотрел на Ефрема внимательно и понял, почему его друг ни с того ни с сего так разоделся в хороший темно-синий сюртук, белую рубашку с жилетом, почему каштановые волосы с седыми прядями не торчат вороньим гнездом, а расчесаны как следует, и вообще он похож на молодого льва, которому есть куда пойти и которого ждет будущее блестящего портного в Нью-Йорке.

Если Ефрем еще и не влюблен в Берри Григсби, то близок к этому.

— Фух! — Мэтью схватил кружку и допил ее залпом.

— Мэтью! Что-то ты совсем ничего не соображаешь. Я про цветы. Какие нужно дарить?

— Цветы — это цветы.

— Ну да, но я думал, может быть, она… может, ты знаешь, какие она любит. Розы, или гвоздики, или… — Он пожал плечами. — Я же понятия не имею. — Быстрым движением поправив очки, он наклонился вперед: — Ты бы какие подарил?

— Я в цветах ничего не смыслю.

— Ну подумай. Ведь должны же быть какие-то, которые ей нравятся.

Мэтью подумал. Это просто смешно — у него такое спрашивать. Абсурдно. Он потер лоб рукой и вздрогнул — шрамы еще чувствовались.

— Я думаю… я бы подарил… — Он спросил сам себя и ответил: — Полевые цветы.

— Полевые цветы?

— Да. Просто собери их где-нибудь на лугу. Я думаю, она их предпочтет и розам, и гвоздикам… и всем прочим.

— Колоссальная мысль! — Ефрем даже хлопнул по столу ладонью от восторга. — Значит, полевые цветы. И даже деньги не придется тратить. Слушай, а какой цвет ты бы предложил?