Джон Беркли - Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]

Пауэлл встал и, прежде чем выйти из кабинета, спросил:

— Не могли бы вы дать мне что-нибудь посмотреть о Маронике?

Весьма пожилой человек ответил:

— Я попросил своего друга из французской секретной службы подослать мне копию его личного дела самолетом из Парижа. Рейс, правда, будет лишь завтра. Я бы мог получить это дело пораньше, но мне не хотелось настораживать наших противников. К тому, что вы уже знаете, я могу лишь добавить, что, как говорят, Мароник — человек очень впечатляющей внешности.

Когда Пауэлл вышел из кабинета шефа, Малькольм только-только просыпался.

Несколько минут он лежал без движения, вспоминая все то, что произошло за эти дни. Вдруг мягкий голос прошептал ему прямо в ухо:

— Ты не спишь?

Малькольм повернулся к Уэнди, которая лежала, опершись на локоть, и как-то застенчиво глядела на него. Боль в горле прошла, и голос Малькольма звучал почти нормально, когда он произнес:

— С добрым утром.

Уэнди вспыхнула:

— Я… прости меня за вчерашнее, я хочу сказать, за то, как я себя плохо вела. Я просто… я ведь раньше никогда не видела и не делала ничего подобного, и шок…

Малькольм заглушил ее слова поцелуем.

— Все в порядке. Это было действительно ужасно.

— Что же мы теперь будем делать? — спросила она.

— Я и сам пока точно не знаю. Думаю, что нам следует переждать здесь, по крайней мере, день или два. — Он окинул взглядом более чем скромно обставленную комнату. — Хотя это, может быть, и будет немного скучно.

Уэнди взглянула на него и усмехнулась:

— Да нет, не так уж скучно.

Она поцеловала его, лишь слегка прикоснувшись губами, затем еще раз, потом притянула его голову к своей груди.

Спустя полчаса они все еще ничего не решили.

— Не можем же мы заниматься все время только любовью, — сказал наконец Малькольм.

Уэнди сделала кислую мину и спросила с вызовом:

— А почему бы и нет? — Однако тут же она вздохнула с сожалением, как бы признавая его правоту. — Я знаю, что мы будем делать! — Она перегнулась, свесившись с кровати, и пошарила рукой по полу. Малькольм схватил ее за другую руку, чтобы она не упала.

— Ты что? Что ты там делаешь? — спросил он.

— Я ищу свою сумку. Я взяла с собой несколько книг, и мы можем почитать вслух. Ты ведь говорил, что любишь стихи Йетса. — Она опять принялась шарить рукой под кроватью. — Малькольм, я не могу их найти, здесь их нет. Все остальное на месте, а книги исчезли. Я наверное… Ой!

Уэнди рывком поднялась на кровать и с трудом высвободила свою руку из внезапно сжавшейся, как тиски, кисти Малькольма.

— Малькольм, ты что? Больно ведь…

— Книги! Пропавшие книги! — Малькольм повернулся и посмотрел на нее. — В этой истории с пропавшими книгами есть что-то очень важное! Должно быть, в этом и кроется причина всех событий!

Уэнди ничего не поняла и выглядела озадаченной:

— Но это ведь всего-навсего поэзия! Эти книги можно купить практически везде. Очевидно, я просто забыла взять их с собой и оставила дома.

— Да нет же, не эти книги! Книги общества, которые, как считал Хейдеггер, пропали!

И Малькольм рассказал Уэнди о своем разговоре с Хейдеггером и об истории с исчезнувшими книгами.

Возбуждение Малькольма возрастало.

— Если я сумею рассказать им о пропавших книгах, то это даст им хоть что-то, с чего можно начать поиски. Именно эти книги, должно быть, являются причиной того, что на нашу секцию было совершено нападение. Они обнаружили каким-то образом, что Хейдеггер копается в старой документации и пытается отыскать эти книги. Тогда им пришлось ликвидировать всех сотрудников на тот случай, если еще кто-то знал об этом. Если я смогу передать эту, пусть неполную, пусть отрывочную информацию в управление, то, может быть, они сумеют сложить отдельные детали головоломки воедино и решить ее. По крайней мере, теперь у меня есть кое-что еще, чтобы передать им, кроме моей истории о том, как гибнут люди, где бы я ни появился. А то они относятся к этому очень неодобрительно и злятся на меня.

— Но как же ты передашь эту информацию в управление? Ты ведь помнишь, что случилось в последний раз, когда ты позвонил им?

Малькольм нахмурился:

— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. Однако в последний раз они сами организовали встречу. И даже если наши противники проникли в ряды сотрудников управления, и даже если они имеют доступ к информации, которая поступает по системе «Тревога», тем не менее я считаю, что мы пока в безопасности. Я думаю, что при таком калейдоскопе событий к этому делу сейчас должны быть причастны десятки людей. По крайней мере, некоторые из них могут оказаться честными. Они передадут кому надо информацию, которую я сообщу им по телефону. И это должно сработать, и кто-то должен серьезно задуматься над этим вопросом. — Он умолк на мгновенье, а затем неожиданно сказал: — Давай-ка собирайся. Мы должны возвратиться в Вашингтон.

— Погоди! — Уэнди попыталась схватить Малькольма за руку, но промахнулась, так как он стремительно вскочил с кровати и исчез в ванной комнате. — Зачем нам нужно возвращаться туда?

Малькольм включил душ.

— Так надо. Междугородный телефонный разговор можно легко засечь в несколько секунд, а местный звонок перехватить гораздо труднее, и на это требуется больше времени.

Шум воды, падающей на металлическую стенку, усилился.

— Но нас могут убить?

— Что ты сказала?

Уэнди громко прокричала, перекрывая шум воды, хотя и постаралась, чтобы ее слова прозвучали как можно спокойнее:

— Я сказала, что нас могут убить!

— Они и здесь могут нас убить. Потри-ка мне спину, а потом я потру тебе…

— Я очень разочарован, Мароник.

Слова резко прозвучали и в без того натянутой атмосфере неприязни, установившейся между двумя беседующими. Один из них, джентльмен с представительной внешностью, сразу же понял, что совершил ошибку, когда увидел изменившееся выражение глаз своего собеседника.

— Меня зовут Левин. И прошу вас не забывать об этом. Я хотел бы предупредить, чтобы вы не допускали больше подобных промахов.

Жесткие слова, решительно произнесенные человеком впечатляющей наружности, несколько поколебали уверенность другого, однако представительный джентльмен постарался скрыть свое волнение.

— Мой промах незначителен по сравнению с теми ошибками, которые кое-кто совершает одну за другой в последнее время, — сказал он.

Сторонний наблюдатель подумал бы, что человек, настаивавший на том, чтобы его звали Левином, в ответ на это заявление ничем не выдал своих эмоций.

Однако тот, кто знал его ближе, присмотревшись к нему более внимательно, пожалуй, мог бы заметить смешанное чувство раздражения, гнева и замешательства, почти неуловимо промелькнувшее на его лице.