Тед Белл - Между адом и раем

— Да, сэр. Я понимаю.

— Хорошо. Как долго Дон Карло является владельцем клуба?

— Думаю, тридцать лет или около того. Будучи молодым, он работал у нас помощником бармена. Но лишь с месяц. Однажды он уехал, не сказав ни слова. Затем объявился так же неожиданно с кучей наличных и купил заведение у моего босса, мистера Дэниела Стэнила. Дон Карло… ну, в общем, он — тот, кого можно назвать бизнесменом международного уровня. Большой человек. Для него этот старый клуб лишь хобби, просто…

— Место развертывания международных наркотеррористических операций. Какая национальность у этого человека?

— Вы имеете в виду…

— Из какой страны он родом?

— Родился он на Кубе. Он и его братья — важные шишки там. Они — военные.

— Их имена?

— Одного зовут дон Мансо. Другого он называл Хуанито.

— О да! — Эмброуз подавил желание кричать от радости.

Эмброуз вынул из кармана конверт и достал из него три пожелтевших листа бумаги. Один он показал Лиллиуайту.

— Этот человек Дон Карло?

Лиллиуайт сузил глаза и сказал:

— Да, сэр, это он.

Это был набросок, сделанный Стаббсом Уизерспуном.

— Он сейчас на острове?

— Да, сэр. Он проводит здесь большую часть года. На Кубе он тоже бывает довольно часто. Но теперь он здесь. Приехал вчера.

— Где его дом?

— На другой стороне острова. Со стороны открытого моря. Великолепное место.

— Там есть охрана?

— Да, сэр. Круглосуточно.

— Дом имеет название?

— Финка-де-Лас-Пальмас.

— Как он выглядит?

— Большой белый дом. Высокие каменные стены вокруг него. С западной стороны еще одни большие деревянные ворота. Дом стоит в сосновом лесу на холме, оттуда хорошо видно море. Рядом больше ничего нет, сэр.

— Где комната Дона Карло?

— Я не был там. Но думаю, что на третьем этаже — с видом на море. Там есть длинный балкон, где, думаю, он иногда спит. Однажды я видел его в пижаме — он развлекался, ну, вы понимаете. Вдоль этого балкона установлена витая чугунная ограда.

— У него есть жена? Дети?

— Нет, сэр, у него нет ни жены, ни детей.

— У вашего клуба припаркован старый школьный автобус.

— Да, сэр.

— Он на ходу?

— Это автобус моей матери. Она каждый день возит на нем детей в школу. Это ее хлеб насущный.

— У вас есть от него ключи?

— Да, сэр.

— Одевайтесь. Вы едете с нами.

— Я не сделал ничего плохого, сэр, вот вам истинный крест!

— Я беру вас под арест, пока не проверю правдивость сделанных вами заявлений.

— Если Дон Карло увидит меня с полицейскими, я — покойник.

— У него не будет шанса. Я прослежу, чтобы он не причинил вреда ни вам, ни кому-либо из членов вашей семьи.

— Вы собрались противостоять самому Дону Карло, мистер Конгрив. Вам нужно быть очень осторожным. Этот человек — сумасшедший. Любому, кто захочет потягаться с ним, придется несладко.

Опуская оружие, Эмброуз подошел к дверному проему, остановился, обернулся:

— Вы имеете дело со Скотланд-Ярдом, мистер Лиллиуайт.

Гомес чувствовал себя так, будто умер и попал на небеса.

Мало того что жена пустила его в свою кровать, она вела себя, словно сука во время течки. Сейчас она сидела на нем верхом, тяжело дыша, и водила по его лицу своими большими грудями, время от времени делая паузу. Он жадно хватал губами ее набухшие соски.

Не только хорошее поведение привело Гомеса к этому состоянию блаженства. Он был очень плохим мальчиком.

Его приятель из роты охраны, Спарки Роллинз, сказал, что на прошлой неделе в гарнизонный магазин Гитмо поступила партия непатентованной «виагры». Причем по дешевке. И, черт побери, она действовала! Он проверил на себе. И не только ему было хорошо, но, как он заметил, и Рите тоже. Он решил не говорить ей об этом. Только дал попробовать нового, улучшенного Гомеса. Показал, что ее большой кобель вернулся.

Она была удивлена и по прошествии нескольких ночей даже стала намного дружелюбнее. Не то чтобы постоянно издавала страстные стенания и липла к нему, но все же позволяла ему делать все, что он хотел. Она стала гораздо лучше той холодной и неприступной суки, какой была в течение многих месяцев.

Он спрятал таблетки подальше от ее глаз, на верхней полке небольшого шкафчика, где хранились чистые полотенца для ванной. Полка была настолько высока, что жена не дотягивалась до нее, даже встав на табурет. Но он мог. И, словно подчиняясь скрытому часовому механизму, каждый вечер перед ужином доставал с полки баночку и глотал пару таблеток. А час спустя — берегись, детка!

Несколько вечеров назад, когда он стоял в ванной и держал в руках пластмассовую баночку, полную маленьких синих таблеток, ему в голову пришла внезапная идея.

Что, если раскрошить порцию этих синеньких чудодейственных таблеток и подбросить в соус для спагетти? Или в суп, который они оба ели на ужин? Останется только подождать, что будет дальше. Черт возьми, ведь плохо от этого не станет! Не яд же он собирается подсыпать в ее еду.

Эта пищевая добавка явно на нее действовала. Она становилась бешеной. И никак не могла насытиться его большим кобелем.

Сейчас она стонала, выкрикивая непристойные слова, которые он никогда не слышал ни от одной женщины, явно хотела еще и собиралась получить то, что хотела, видит Бог. Прямо сейчас, черт возьми! О да!

На ночном столике послышалась мелодия увертюры «Уильям Телл». Дерьмо. Его сотовый телефон. Нашли время, кретины, кто бы там ни был. Он подумал, пусть позвонят позже и решил не брать трубку. Раздался стон — он вошел в нее, и в этот момент его словно молнией ударило: а что, если это они?

Он схватил телефон, не теряя ни секунды.

— Привет, Элвис, — сказал знакомый голос.

— Эй, как дела, приятель? Долго же ты молчал. Слушай, может, перезвонишь примерно через…

В этот момент Рита отвесила ему такую пощечину, что телефон вывалился у него из рук. Он выкатился из-под нее и кинулся на пол, пытаясь достать телефон, из которого доносился слабый металлический голос. Он поднял трубку и сказал Рите:

— Извини, детка, я…

— Будь ты проклят! — закричала Рита, и в лунном свете он увидел, как она схватила настольную лампу, вырвав из стены шнур, и бросила ее прямо ему в голову. Он увернулся, но все равно лампа попала ему в плечо. Он встал, потирая ушибленное место, и заметил, что у него все еще стоит, словно палка. Черт, как хороша эта дрянь!

— Слушай, детка, извини. Это важный звонок и…

— Снова твой дружок Хулио Иглесиас, наверное? — рявкнула она. — Или, может быть, Мадонна? Или Мэрайя Кэрри? Убирайся к чертовой матери! С глаз моих долой, ублюдок!

Он уже хотел было просить прощения на коленях, но потом подумал — это ведь были они. Они могут перезвонить в любую секунду. Он должен пойти на кухню и ждать там звонка.