Росс Томас - Хочешь жить - не рыпайся

— Как его зовут?

— Этого? Его зовут Джонас. Джонас Джонс и он знает все, что только можно знать.

— Миссис Эймс…

— Что?

— Вы слишком много говорите. Я не против того, чтобы слушать, но вы действительно слишком много говорите.

Она пожала плечами.

— Возможно, — ее рука со стаканом описала широкую дугу. — Я и пью слишком много. Но мне есть что сказать. Будете слушать или нет?

— Продолжайте.

— Так вот, у него были проститутки с фартуками, а потом он нашел эту пустышку, которая изображала курицу-наседку, кудахтала над ним, обращалась, как с малым дитем, да еще ложилась в постель в фартуке. Одному Богу известно, в какие они играли игры. В дочки-матери или в больницу.

— Вы говорите о его бывшей секретарше, не так ли? Глории Пиплз.

Она кивнула.

— Вы были на похоронах. Артур Дэйн говорит, что были. И видели маленькую Глорию. Это продолжалось пять лет. Даже больше, и он не подозревал, что я все знаю. Что ж, это лишь подтверждает мою главную мысль.

— Какую же?

— Конни Майзель держит моего мужа не сексом. Дело в том, что в постели я больше похожа на эту Майзель, чем на бедняжку Глорию. Но он предпочел Глорию. А устав от нее, перебрался бы к другой, еще больше похожей… черт, а почему бы и не сказать? Еще больше похожей на его мать.

— Вы думаете, дело в этом?

Миссис Эймс допила виски.

— Я знаю. Артур Дэйн не первый нанятый мною детектив. У меня есть интересные магнитофонные записи. Может, в какой-нибудь дождливый день вы приедете и послушаете их. Как по-вашему, это может… вас возбудить?

— Едва ли.

— Давайте еще выпьем.

— Не откажусь.

На этот раз она не сразу нашла кнопку под ковром. Но нашла. И вновь Джонас Джонс появился с серебряным подносом. Наклонился ко мне, стоя спиной к Луизе Эймс. Едва слышно прошептал:

— Это частный садик, приятель.

— Ваш? — спросил я.

Он подождал, пока я смешаю виски с содовой, выпрямился и заговорил уже в полный голос.

— Совершенно верно, сэр. Премного вам благодарен.

— Он был неплохим сенатором, знаете ли, — сказала Луиза после ухода Джонса. — А мог стать одним из лучших. У него светлая голова. Во всяком случае, была.

— А что, по-вашему, случилось?

— Она. Вот что случилось.

— Я хочу сказать, до нее.

Она поставила стакан на столик, взяла пачку сигарет, вытрясла одну, закурила.

— Хотите? — она протянула пачку мне. А я-то уже забыл, что снова начал курить.

— Нет, благодарю. Я предпочитаю свои.

И закурил «лаки страйк», седьмую за день.

— До того, — повторила она. — До того у нас произошел серьезный разговор. Года четыре тому назад. Он все еще хотел стать президентом, а я по-прежнему видела себя первой леди. Я бы с удовольствием пожила в Белом доме, знаете ли.

— Я вас понимаю.

— Так вот, разговор вышел вежливым, без криков. Мы решили, что развод не повредит его карьере, но ничем ей не посодействует. А потому мне следует купить поместье достаточно далеко от Вашингтона, чтобы он не мог ездить туда каждый день. Тогда он мог приобрести квартиру в Вашингтоне, не вызывая особых кривотолков. В итоге он снял апартаменты в «Шорхэме», а я купила «Французский ручей». После этого каждый из нас шел своим путем. Он — с Глорией, я — с моими собаками, лошадьми и личным жеребцом. Изредка мы принимали гостей здесь, я появлялась на тех приемах, куда он не мог явиться один. Последнее случалось не так уж часто. Политика все еще мужская сфера.

— А что думала о вашей договоренности Каролин?

Луиза Эймс бросила окурок в камин. Она стояла ко мне спиной.

— Каролин симпатизировала отцу. Не думаю, что она любила меня, — тут она повернулась, посмотрела мне в глаза. — Отец обожал ее. Полагаю, мы ревновали ее друг к другу, — она в первый раз улыбнулась. Горестно, печально. — Люди сами себе портят жизнь, не так ли, мистер Лукас?

— Некоторые из нас только этим и занимаются. А потом он произнес ту речь?

Она кивнула.

— Да, ту речь. Речь, за которую он вроде бы взял пятьдесят тысяч долларов. Из них две тысячи обнаружились на его банковском счету, пошли разговоры о сенатском расследовании и он подал в отставку, — Луиза Эймс помолчала. — Она заставила его это сделать. Конни Майзель.

— Почему?

— Это была ее работа.

— Вы хотите сказать, что она выполняла задание «Баггер организейшн»?

— Так называется фирма, где она служила. Но, возможно, у нее был и другой работодатель.

— Кто?

— В Индиане найдется не меньше дюжины людей, желающих стать сенатором Соединенных Штатов.

— И кто-то из них мог подставить его?

Она дернула плечом.

— Могу я иметь свои версии случившегося.

— Вы не берете в расчет другие.

— А мои вам не нравятся?

— Я думаю, они далеки от истины. Вы говорите ваш муж умен… интеллигентен. И, тем не менее, произносит речь, которая губит его карьеру. Ни один политический противник не заманил бы его в такую ловушку, даже если б ума у него было в половину меньше. Поначалу я думал, что причина — секс. А может, и любовь. Я видел Конни Майзель. Она может заставить практически каждого мужчину выйти из дома и никогда туда не возвращаться. Меня бы она заставила, будь у нее такое желание. Но я ей не нужен, потому что я — мелкая сошка. Из вашего рассказа следует, что ваш муж — не из таких. Для него секс — фартук в кружавчиках, женское воркование и пакет воздушной кукурузы перед телевизором. Вы говорите, что связано все это с его матерью, но я в этом не уверен. Может, он искал нечто такое, что не могли ему купить даже восемнадцать миллионов долларов. К примеру, счастливую семейную жизнь. И если для этого ему не хватало фартучка или двух, может, вам следовало надевать его перед тем, как ложиться в постель. Тогда он и теперь оставался бы сенатором и кандидатом в президенты. Но нынче все порушено, его же руками. Вот я и стараюсь докопаться до истинной причины, но пока ничего не нахожу.

— А вы становитесь очень симпатичным, когда так говорите. С такими грозными глазами.

— О, Господи, — я встал.

Она шагнула ко мне. Встала вплотную, гораздо ближе, чем требовали приличия. Левой рукой, в которой не было стакана, разгладила мне лацкан пиджака.

— Эта сучка Майзель, — проворковала Луиза Эймс. — Она его заставила.

— Так говорит Дэйн?

— Артур Дэйн обходится мне недешево. Знаете его ставки?

— Я слышал, пятьсот долларов в день.

— Так что полученная мною информация о ней стоит больших денег.

— И вы не намерены поделиться ею со мной.

— Я могу, — ее пальчики уже играли моими волосами. — Могу, когда мы лучше узнаем друг друга.

Я не такой уж красавчик. Рост у меня шесть футов три дюйма, вес — сто шестьдесят один фунт. Я не могу позволить себе потолстеть, потому что все лишнее собирается у меня в животе. Сара как-то сказала мне, что я похож на недружелюбного спаниеля. Умного, недружелюбного спаниеля, добавила она. Так что женщины не бросаются на меня, не присылают маленькие сувениры от «Камальер и Бакли», [6] Известная ювелирная фирма. не ждут меня в темных барах. Иной раз бывали исключения. Одинокая жена, которая могла знать, а могла и не знать что-либо о манипуляциях ее мужа с государственными фондами, распахивала халатик и не считала нужным застегнуть пуговички. Ее муж особо не возражал, ибо к тому времени обретался где-нибудь в Буэнос-Айресе. Так что намерения Луизы Эймс не составляли для меня тайны и мне предстояло решить, нужна ли мне еще одна чья-то жена с восемнадцатью миллионами долларов за душей. Я даже задумался, а стоит ли мне или нет вызнать все, что ей известно. И пришел к выводу, что не стоит. Я до сих пор не уверен, как бы все повернулось, приди я к противоположному выводу. Возможно, пара людей остались бы в живых. Но, опять же, это всего лишь предположение.