Виталий Вавикин - 47 отголосков тьмы (сборник)

Художественной литературой интересовался с детства, занимал призовые места в конкурсах юных поэтов, на которые за руку водила Вову мама. Наиболее «тонизирующими» для Владимира являются научная фантастика и литература мистики и ужасов, хотя «Доктор Живаго», «Герой нашего времени», «Война и мир», «Идиот», «Мертвые души», «Тихий Дон», «Алые паруса» – «вне всякой конкуренции». Собственные литературные публикации до последнего времени ограничивались региональными газетами и журналами, однако в настоящее время ситуация меняется к лучшему. В частности, готовятся к печати сборники рассказов «Заброшенное кладбище» и стихотворений «Возвращение к себе». Кроме того, исследуются возможности жанра Fan fiction быть конкурентоспособным в литературе: написаны три из шести задуманных повестей-сказок серии «Черный Эдельвейс» как продолжение и развитие мира «Волшебная страна» писателя А. М. Волкова. В планах также научно-фантастический роман о будущем человечества и автобиографический роман-воспоминание.

– Мама, что ты хочешь? Попить?

Мира наклонилась к женщине с изжеванным желтым лицом, которая распласталась на кровати, чуть поворотив голову вправо, к стене.

– И-и-и, – раздалось в ответ.

Голос неестественно тонкий, неприятно режет слух, не иначе сдает щитовидная железа. Но Мира все-таки поняла, мать действительно хочет пить.

– Сейчас, подожди.

Прошла на кухню и набулькала минералки в чашку. Вернулась и, приподняв голову матери, влила в рот несколько капель. Женщина, не открывая глаз, жадно сглотнула первую порцию влаги, но тут же слегка отшатнулась.

– Напилась?

Женщина еле заметно кивнула. Она часами лежала с безучастным видом, закрытыми глазами и практически без движения. Лишь иногда дергалась под одеялом левая нога – и не то чтобы дергалась, а лишь немного сгибалась в колене, оставаясь в этом положении несколько секунд, затем возвращалась в исходное состояние. Как будто женщина проверяла себя, не потеряла ли она полностью способность двигаться. До восьмидесятилетия оставалось три дня, а женщина поставила себе целью дожить, обязательно дожить до славного юбилея. А это было отнюдь не безусловным в ее сегодняшнем положении.

Звонок в дверь. Мира открыла.

– Мама, это врач.

Высокая женщина с миловидным лицом и плоской, сельдеобразной фигурой скинула плащ и осталась в белом халате, аккуратно выглаженном, халате, который она всегда надевала при выездах к больным на дом. У нее есть два халата для таких выездов, она надевала их по очереди и никогда не надевала один халат два раза подряд, обязательно стирала в тот же день, сразу после возвращения с выезда. А больных, в основном лежачих, на один выезд приходилось, как правило, не менее десятка.

– Как вы себя чувствуете, Антонина Пафнутьевна?

Вопрос остался без ответа, и врачиха обратилась к Мире:

– Как ваша мама?

– Без изменений. Слабенькая, кушает с ложечки, порой приходится уговаривать. Подгузники каждое утро меняю. Сегодня, кстати, остался сухим. В туалет по-большому уже неделю не ходит.

Врачиха кивнула, достала из ранца стетоскоп, прибор для измерения давления.

Выполнив процедуры, обратилась к Мире:

– У вашей мамы хорошее сердце и легкие в норме, никаких посторонних шумов. Вижу пролежни на спине у шеи с правой стороны, регулярно обрабатывайте их камфорным спиртом, не запускайте. Да, слабительное, удвойте норму. В целом состояние стабильное, причин для беспокойства пока нет.

Мира кивнула, отвела глаза. Врачиха внимательно взглянула на нее и спросила:

– Вам пора возвращаться? Вы, кажется, из Омска?

Мира вздохнула.

– Не то чтобы пора… Муж справляется, но…

– Понимаю, семья. Дети есть?

– Дочь, студентка, взрослая, живем в клетушке однокомнатной. Трудно им без меня…

Врачиха поднялась, поманила Миру за собой и прошла на кухню.

– Вот что я вам скажу. Мама ваша безнадежная, но сердце здоровое, поэтому прогноз благоприятный. Такое состояние может длиться месяцами и годами.

Мира охнула.

– Я приехала месяц назад, когда мама отключилась. До этого соседки помогали, хорошие женщины, а сейчас нужен постоянный уход.

– Да, у нее был микроинсульт. Сейчас сознание сужено, она почти ничего не чувствует и не понимает.

– Не знаю, что делать, я не смогу здесь долго находиться, все бросить там…

– Понимаю. Наймите сиделку…

– Сиделку? С мамой нужно находиться постоянно, а социальные работники могут заехать лишь на пару часов в день. За постоянного человека нужно платить бешеные деньги, откуда они у меня?

– Ну не знаю, думайте, здесь все в ваших руках. Только имейте в виду, если мать останется без ухода, брошенной, я отправлю ее в дом престарелых, а эта квартира отойдет государству в счет оплаты содержания вашей матери.

Врачиха распрощалась и ушла, оставив за собой легкий запах жимолости.

Ближе к вечеру позвонил Виталий.

– Как ты там?

– Все по-прежнему, без изменений. Сегодня врач приходила, говорит, еще долго…

– Что долго? Ты же говорила, что плохая теща.

– Говорила, но сердце у мамы здоровое, так что как теперь будет…

– Погоди, ты что же, там остаешься? А мы, а работа твоя?

– Виталик, я понимаю, но что же делать, за ней нужно постоянно смотреть, нельзя бросать. Врач сказала, что квартиру эту можно потерять.

– Как потерять?

– Государство заберет, если маму отправят в дом престарелых как нуждающуюся в постоянном уходе.

– Как это заберут квартиру, что за ерунда?

– Закон такой, в счет платы за содержание в доме престарелых.

В трубке повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь сухим треском далеких разрядов.

– Виталик…

– Что Виталик, что Виталик! Ты понимаешь, ведь нам нужна эта квартира? Машке уже двадцать, а мы живем втроем на двадцати метрах в одной комнате! Она не ночевала дома два раза, пока ты там прохлаждаешься! Взрослая дочь уже, опомнись, дорогая!

– Виталик, погоди, что ты кричишь, конечно, все так, но что мне-то делать, что я могу?

– Что хочешь, то и делай, а я пошел за водкой.

– Постой, Виталик, тебе же нельзя, опять сорвешься! Ты же два года как закодированный, сколько делов было!

– Да плевать я хотел на всех вас, одна болтовня! Люблю, люблю – что ты мне лапшу вешаешь? Одна у мамы осела, все бросила, другая по ночам где-то шатается, в гулящие записалась.

– Не надо, Виталик, не пей, я что-нибудь придумаю!

– Что ты можешь придумать, сидишь там, сопли жуешь. Ну и сиди дальше, кому ты нужна, курица долбаная.

Виталий бросил трубку, а Мира еще несколько минут смотрела в пустоту. У нее все спуталось в голове, она никак не могла сориентироваться, прийти в себя. Кухонный шкаф, плита, раковина то теряли резкость, расплываясь в тумане, то вновь обретали четкие границы и становились овеществленными предметами.