Виталий Вавикин - 47 отголосков тьмы (сборник)

Порохов прокашлялся, вытер руки платком и приподнялся. Было видно, что его до сих пор мучили боли, вызванные долгим пребыванием в кандалах. Он старался активнее разминать конечности.

– Не скрою, – продолжил знахарь, расхаживая по небольшому коридорчику перед камерой, – ты для нас интересен. То, что с вами делают ваши стимуляторы, может пригодиться и нам. Если ты не заметил, тебя вырубил тебе подобный. Никто из простых смертных не смог бы подойти так аккуратно. Ведь так? Не удивляйся, твои собратья уже давно работают на нас, правда, еще в недостаточном количестве. Ты просто должен понять, что мало чем от нас отличаешься. Ведь не секрет, что стимуляторы не способствуют хорошему здоровью. Помнишь слабость, когда препарат перестает действовать? Ты ведь ни на что не способен в эти минуты. Твое сердце сильно сдает, и когда-нибудь оно остановится. Ты болен, как и мы.

Максим сразу понял, чего от него хотят. Большая часть речи преступника была лишней для его ушей. Его вербовали. Не было смысла отмалчиваться, шанс выбраться был, нельзя было его упускать.

– Вы что-то путаете. Конвоиры изначально не были больны. Мы шли на риск сознательно. Каждый из нас перед переходом на стимуляторы успел произвести здоровое потомство. Наши беды – плата за дальнейший прогресс человечества.

– Ты заговорил! Неужели препарат отпускает? – знахарь улыбнулся. – Считаешь свою службу благородной? Это далеко не так! Сама история вашего ведомства порочна. Ты знаешь истинную причину создания службы поиска и конвоя?

– Мне это преподавали в учебном центре.

– Сомневаюсь! Ты никогда не задумывался, зачем, имея хорошо оснащенную армию, создавать отряды заведомо обреченных солдат?

– Наша служба более эффективна, чем армия.

– Разве? Чтобы уничтожать разрозненные отряды изгнанников, не нужно иметь сверхчеловеческие способности. Для этого достаточно направить к ним спецназ. Но ведь должна же быть логика в вашем существовании! Ты помнишь, кто был первым конвоиром?

– Антон Дубровский, сын нашего лидера.

– Да, а я в свое время был личным врачом семьи Дубровских. Моя безупречная репутация не давала повода усомниться в моей надежности. Я один знаю тайну Петра Дубровского. Его сын был неизлечимо болен с рождения. Порок сердца. По закону он должен был быть изгнан в Африку. Но диктатор не мог этого позволить. Это бросило бы тень на него самого. Поэтому в секретных лабораториях был разработан препарат, компенсирующий недостатки сердечного здоровья человека. Именно он и послужил основой для вашего стимулятора. Но рано или поздно стимулятор убивал того, кто его принимал. За короткое время он вызывал необратимые сердечные процессы. Принимающий переставал быть здоровым индивидом. Многим это было понятно сразу, и никаких вопросов по поводу исходного состояния солдата не возникало. Проблемы с сердцем являлись закономерностью.

– Это ничего не меняет. Был найден простой выход из положения. Появилась возможность использовать потенциального врага в своих целях.

– Хорошо, можно спросить? Ты родился здоровым?

– Да.

– Получается, не было необходимости сажать тебя на препарат.

– Я пошел на это добровольно.

– Естественно! Добровольность стала частью системы. Тебя убедили, что ты берешь на себя почетную роль. А на деле Дубровский обрек на смерть многих тебе подобных, чтобы сохранить тайну своего сына. Он обеспечил систему избыточной долей расходного материала, которым можно пренебречь. Борясь с патологиями, он сам плодил больных людей, – Порохов улыбнулся, он был доволен той логической конструкцией, которую смог выстроить перед пленником.

Максим не спешил обрадовать знахаря своим удивлением. Он никогда не задумывался над тем, зачем была создана его служба, да это было и не важно. Главное, что конвоиры могли обеспечить достойную жизнь своим детям. Без этих преимуществ Максим обрек бы сына на бедность. Долгое время опальный журналист вообще не мог найти работу. Гордость не позволяла идти в чернорабочие, а копившаяся злость могла утонуть только в алкоголе. У него не было выбора, ему пришлось пойти в конвой.

Порохов заметил, что пленник равнодушен к его доводам, что немало расстроило его. Он постепенно начинал злиться, и оттого речь становилась все более эмоциональной.

– У тебя же есть ребенок?! Ты давно его видел?

– Он живет на попечении государства.

– Да, и тебе запрещают с ним видеться. А знаешь почему: ты больной, и не только сердцем. Стимуляторы расшатали твою психику. Ты много спишь? Думаю, нет. Пару часов в день, да и то не спишь, а будто сознание теряешь. Ты не видишь снов. Да ты и не человек в полном смысле этого слова.

– Это не имеет значения, я сделал для сына все.

– Что – все, отобрал у него отца? Или нет, отобрал не ты, а Дубровский.

Максим улыбнулся, он видел, что Порохов выходит из себя. Только этого он и ждал. Теперь он должен допустить ошибку, нужно только ждать.

– Значит, Дубровский диктатор и преступник, – Максим смотрел в глаза знахарю, взгляд которого потерял свою пристальность. – Вы при этом представляетесь святым борцом за счастье людей?! Но основным вашим преступлением является кража человеческих органов. Вы режете здоровых, спасая больных. Сколько людей обрекли вы? Думаю, не меньше Дубровского.

Порохов замялся, он явно ожидал меньшего сопротивления от конвоира. Бросив напоследок, что придет позже, он удалился. Максим не смог удержать его на близком расстоянии. Он упустил шанс, который может больше не представиться.

Максим не спал. Он не отрываясь смотрел в потолок и покорно ждал, пока действие стимулятора прекратится. Недостаток движения продлевал действие препарата и давал надежду на спасение. Весь запас стимулятора у него изъяли, оставалось лишь две капсулы, о которых они не могли знать. Препарат был вшит в мягкие ткани, но достать его возможности не было. Нужен был любой острый инструмент, но в камере не было ничего подобного. Поэтому когда решетку, наконец, откроют, у него будет крайне мало времени на действия.

Неожиданно тишину потряс истерический женский крик. Затем поднялся такой шум, будто рядом пробегало стадо гигантских муравьев. Максим напрягал слух, чтобы разобрать хоть что из нечленораздельных криков, доносящихся снаружи. Звуков перестрелки не было, не похоже было и на шумы борьбы. Что же происходило? Отчетливо слышался только грохот и редкие короткие команды. В конце концов в коридорчик перед решеткой вбежал Порохов. Он был весь в поту, лицо измазано в саже, в глазах полопались сосуды.

– У тебя есть шанс, – с ходу закричал он. – Наш бункер горит, там люди – помоги, и мы отпустим тебя.

– У меня мало времени, препарат отпускает.