Виталий Вавикин - 47 отголосков тьмы (сборник)

Останавливать было нежелательно, но Максим был совсем плох, он сбросил скорость настолько, что «Додж» можно было догнать пешком. Конвоир рыскал глазами по обочинам, но не находил ни одного подходящего для стоянки места.

– Вам нужен стимулятор, пейте. Не обращайте на меня внимания. – Максим вздрогнул, услышав голос знахаря. – От меня этого уже не скроешь. Пейте, или мы разобьемся.

Максим сомневался, но, похоже, выбора у него не было. Он остановил пикап, достал пистолет, положил его на колени и потянулся за ампулой.

– Зачем вам пистолет, я при всем желании не выберусь из кандалов?

Максим слегка повернул голову в сторону знахаря, но промолчал. Разговаривать с грузом было не в его правилах. Главное сейчас – не показать ему минутную слабость, возникающую после приема препарата. Преступник не должен знать уязвимых мест конвоира. Он как можно более незаметно отпилил горлышко ампулы и опрокинул содержимое в рот. Теперь нужно сделать вид, что разминаешь лицо – отвлечь знахаря. Движения давались с большим трудом, голова кружилась, а потом и вовсе накатила ужасная слабость. Максим, не выдержав, опустил руки.

– А, цена вашей сверхъестественной силы, – усмехнулся знахарь. – Не удивляйтесь, я знаю и это. Сейчас вы абсолютно беззащитны. Интересно, насколько вы защищены во внешнем Берлине, даже под действием стимулятора? Для здешних вы злейший враг, живая мишень. Зачем мы едем здесь? Не безопаснее ли было через Россию, для вас особенно?

Максим понемногу приходил в себя, ему не очень хотелось разговаривать с попутчиком, но он чувствовал необходимость выдавить из себя хоть слово.

– Вам не все равно, куда вас везут? Ваша участь все равно будет невеселой.

– Мне ничего не остается, кроме как интересоваться всем, что происходит вокруг меня. Я не думаю, что ваше начальство отпустит меня или подарит легкую смерть. Думаю, они всенародно унизят меня и сделают шоу из моих мучений.

– Вы драматизируете ситуацию. Вас будут судить, у вас будет адвокат, вас, скорее всего, сошлют на континент.

– Молодой человек, вы сами не верите своим словам. Ваше правительство, а особенно Дубровский, ненавидит таких, как я. Ведь я здоров, у меня нет врожденных дефектов, я могу производить здоровое потомство. И при этом я помогаю тем, кого вы считаете недолюдьми. Я больший враг для Дубровского, чем любой больной ДЦП, неиродермитом или эпилепсией. Мы могли бы быть равными, но я повел себя как один из убогих. Помните, как там, у Эверса, – как повел себя представитель высшего класса по отношению к солдату, который увел у него одну из жен?

– В этой новелле говорилось не о превосходстве, а о варварском к нему отношении. Восточный князек, о котором вы говорите, распял своего приятеля-европейца из-за того, что тот задел его больное самолюбие. Любой босяк, спавший с его женами, был ему безразличен, так как являлся для него низшим существом, хотя на деле в сравнении с европейцами, даже легионерами, они находились на одинаково низкой ступени развития.

– А разве вы не варвары? Вы собрали сотни талантливых и честных людей и выдворили их на этот аду подобный африканский континент. А тех, кто боролся за свою свободу, просто уничтожили, оставив для себя быков-производителей.

– Спасение людской цивилизации – это не варварство. Мы не потеряли позиций ни в области науки, ни в культурном потенциале. Мы просто удалили опухоль, порожденную западной культурой. Убрали тех, кто производил гнилое потомство: глупых, уродливых, не приспособленных к жизни детей.

– У моей двоюродной сестры была врожденная болезнь щитовидной железы. Теперь она жарится в ЦАР. Там у нее появилось еще очень много болезней, на сей раз действительно опасных.

– У ее детей болезнь развилась бы еще сильнее. А еще прибавьте болезни возможного мужа, а наследственные болезни, передающиеся в третьем поколении. Что бы она произвела на свет? – Максим закончил свою пылкую тираду и вдруг почувствовал всю бессмысленность спора. Эмоции покинули его, тело налилось силой, сердечный ритм пришел в норму.

Знахарь продолжал что-то доказывать конвоиру, но тот не обращал на него никакого внимания. В конце концов он понял, что потерял собеседника и снова впал в ступор. А пейзаж за окнами «Доджа» не менялся – все та же унылая местность и надоедливый мелкий дождь.

Дождь все больше усиливался. Максим не мог разобрать, далеко ли еще до условных границ внутреннего Берлина. Указатели на трассе были убраны, скорее всего, изгнанниками, поэтому агент конвоя ехал наугад. Знахарь, как и в самом начале пути, не подавал никаких признаков жизни, но продолжал пристально следить за Максимом в зеркало заднего вида, ловя каждое его движение. Бензин подходил к концу, необходима была короткая остановка, чтобы достать из багажника новую канистру и заправиться. Но вдруг машину сильно повело, Максим на короткое время потерял управление. Огромных усилий стоило ему удержать «Додж» на дороге и затормозить, не вылетев в кювет.

– Что случилось? – знахарь выглядел напуганным.

Максим не стал отвечать, а просто вышел из машины. То, что он увидел, подтверждало самые худшие его опасения – все четыре колеса были проколоты. Это означало одно – «лежачий полицейский». Поставить такую примитивную ловушку могли лишь изгнанники, техническая мысль Конфедерации давно шагнула вперед. Конвоир не боялся преступников, по своим характеристикам он намного превосходил самого сильного и умелого из них. Любой агент его службы легко совладал бы со взводом повстанцев. Проблема состояла в том, что машина была нейтрализована, а добираться до места пешком можно сколь угодно долго, учитывая погодные условия и слабое знание местности. Необходим был новый транспорт. Груз мог значительно уменьшить скорость передвижения Максима и стать обузой при общении с местным населением.

Максим вернулся в салон и достал из-под сидения непромокаемый рюкзак. Первым делом он извлек из него помповое ружье, затем бросил на сидение куртку.

– Мы идем пешком? – знахарь начал разминать конечности.

Максим снова не ответил и начал заряжать ружье.

– А у вас нет чего-нибудь, что можно надеть на голову?

Максим молча вышел из машины. Держа ружье в руке, он открыл заднюю дверь. Знахарь подался вперед, намереваясь выйти из машины, но в ту же секунду получил сильный удар прикладом в лоб и потерял сознание. Конвоир достал из рюкзака веревку и связал пленника, так что тот при всем желании не смог бы пошевелить ни рукой, ни ногой. После этого он запер машину и отправился вперед по дороге в поисках любых признаков цивилизации.

Идти пришлось долго. Ничего похожего на людские поселения по обочинам видно не было. Опасность заблудиться удерживала от спуска с дороги. Через пару километров пути Максим увидел недалеко от дороги тусклые огни. По всему похоже, что это была хижина. Серьезной опасности люди, жившие там, представлять не могли. Воинственные повстанцы всегда уходили дальше от основных дорог, чтобы копить силы для террористических нападений на крайние поселения конфедератов. Близ магистралей внешних городов обычно жили либо бедняки, либо ждущие депортации. По сути, участь и тех, и других была одинаковой. Бедняки быстро подхватывали хронические заболевания и попадали в категорию подлежащих депортации.