Родни Стоун - Крики в ночи

Воздух стал лишь чуть-чуть прохладнее. И ни зги не видно. С какой стороны двери ручка? Я нащупал ее и вышел в коридор. Дверь в комнату Мартина распахнута, и мне показалось, что я разглядел очертания его тела в кровати, пока продвигался к выходу. Ключ все еще торчал во входной двери, я открыл ее, направляясь к нашему „форду-сьерра“. Господи, там лило как из ведра. Зигзаг молнии раскроил небо прямо над моей головой, и в ее свете я увидел „сьерру“, на которую, как в мойке, лились потоки воды. Пока я стоял в нерешительности в дверях, меня окатила стена воды с карниза, подхваченная порывом ветра. Пижама промокла.

— Господи! — Я закрыл дверь и ретировался.

Я вернулся в прихожую, потерянный, с трудом ориентируясь в темноте, мокрый и дрожащий. Спотыкаясь, прокладывал я путь обратно в спальню.

— Джим? Ты где? Где ты был? — Эмма сидела в кровати, разбуженная ливнем.

— Я здесь, дорогая. Там ужасный шторм.

Она протянула руку и дотронулась до меня, затем провела рукой по моей пижаме:

— Что случилось? Ты весь промок. Твоя пижама?..

— Я ходил за фонарем. Света нет.

— Нет?

— Шторм. Наверное, где-то линию оборвало.

— А дети?

— С ними все в порядке. Они спят.

— Но они не спят в такую грозу. По крайней мере, не в такой шторм, как этот. — Новая вспышка молнии, и я увидел ее лицо, похожее в тот момент на лик Медузы Горгоны. — Зачем ты выходил на улицу?

— Дорогая, я не выходил. Я только дошел до двери. Мне нужен был фонарь.

— Фонарь?

— Он у нас в машине.

— Подожди, пока стихнет гроза.

Я вспомнил, зачем мне нужен был фонарь:

— Мне показалось, что я слышал крик.

Даже в темноте я почувствовал, как напряглась Эмма:

— Джим, иди проверь их.

Я чувствовал, что она дрожит.

— Я уже проверил. Я заглянул в комнату Мартина.

— Что он сказал?

— Ничего. Он крепко спит.

Я слышал, как в ее голосе зазвучала тревога:

— Он никогда не спит в такую грозу. Ты же знаешь.

Еще один раскат грома. Снова вспышки, на этот раз зигзагообразные, и дождь припустил с новой силой. Мы слышали, как он заливает внутренний дворик. Дом, наше праздничное жилище, оказался под водой и сотрясался от грома.

— Джим, мне страшно, — проговорила она. — И им, должно быть, тоже. Я не люблю грозу.

— Не волнуйся. С ними будет все в порядке…

— Тогда где они? Почему они не здесь?

Она и впрямь была напугана.

— С ними все в порядке. Успокойся, дорогая.

— Нет, иди и посмотри.

Я снял мокрую пижаму и обтер воду с тела.

— Мартин! Сюзанна! — крикнул я в темноту.

— Иди и посмотри.

— Конечно.

В отличие от Эммы, у меня не ощущалось дурного предчувствия. Мартину уже двенадцать, а Сюзанне десять. Достаточно взрослые, чтобы не пугаться грозы по ночам.

— Господи!

— Что?

— Споткнулся об этот чертов стул.

Мне снова пришлось искать дверь, которая закрылась, когда я пришел.

— Она там, — сказала Эмма где-то рядом со мной. Ее рука нашла мою. Она встала с кровати, и я заметил, что она дрожит.

— Ложись обратно и грейся. Тебе необязательно идти.

— Конечно же, я пойду.

Я услышал, как и она споткнулась о стул.

— Осторожно, не ударься о кровать.

Держась за руки, мы продвигались по комнате.

Вспышка молнии показала, где дверь. Теперь я мог сориентироваться, стоя в коридоре между спальнями на выложенном плиткой полу. Мы скорее почувствовали, чем увидели дверной проем комнаты Мартина.

— Мартин? Сюзи? Дети, с вами все в порядке?

Раскат грома. Тишина. Я слышал дыхание Эммы. Я прошел к постели Мартина и обнаружил, что она пуста.

— Иди посмотри Сюзанну, — настаивала она.

— Да, иду. Только найду дверь.

На ощупь пробираясь по коридору, натыкаясь на стенные шкафчики, путаясь в половичках на полу, мы продвигались вперед.

Следующая дверь — в ванную, затем комната Сюзи.

Дверь в комнату Сюзи была закрыта. Поэтому они и не могли нас слышать, они, наверное, оба там. Черт бы побрал эту темноту, почему вырубился этот проклятый свет?

Я нащупал ручку, открыл дверь.

— Сюзи, Мартин, с вами все в порядке?

Односпальная кровать у противоположной стены. Я нащупал край, потрогал простыни. Даже и не пахнет тем, что здесь спали. Я схватил одеяла.

Пусто.

— Черт возьми! Должно быть, они прячутся где-то в доме, — пробормотал я, начиная беспокоиться.

Эмма встала рядом со мной:

— Давай скорее.

— Дорогая, я и так спешу.

Я ударился головой, возвращаясь к первой двери. Опять раскаты грома пронеслись над холмами. Стена дождя.

Мы исследовали комнату мальчика. Пошарили даже под кроватью.

— Господи, где же они могут быть?

Эмма теперь шла впереди меня, осматривая кухню, гостиную, ванную.

— Мартин! Сюзанна!

Ощущение такое, будто кричишь в подвале.

— Сюзи? Мартин? Дети, где вы?

Мое сердце наполнялось страхом.

Эмма в отчаянии вскрикнула:

— Джим, Джим. О Боже мой, Джим! Их нет в доме!

Ужас сковал наши сердца.

— Они должны быть в доме, Эмма. Они, видимо, спрятались. Убежали куда-нибудь.

— О, Джим! Они бы этого не сделали. Ты же знаешь. Они бы прибежали к нам.

— Ну, может быть, они хотят подшутить над нами.

Раскат грома прямо над крышей дома. Эмма вцепилась в мою руку:

— Джим, мне так страшно.

Они где-то поблизости. Они не могли уйти далеко в такую ночь, как эта.

Наши руки столкнулись, когда мы ощупывали простую деревянную кровать, куда уложили Сюзанну.

— Простыни откинуты. И постель холодная, — медленно произнесла Эмма. — Должно быть, она ушла уже давно.

Грохот падающего стула. Еще одна вспышка молнии через щели в жалюзи на секунду осветила обезумевшее от отчаяния лицо Эммы.

— Джим, все ее вещи здесь. Я нашла ее платье.

— Посмотри в шкафу.

Мы обыскали все закоулки, но тщетно. Я пошел назад в комнату Мартина.

— Джим, не оставляй меня одну. Мне страшно.

Через раскаты грома я прокричал:

— Бояться нечего. Должно же быть какое-то объяснение всему этому.

Но комната Мартина оказалась по-прежнему пуста. Мальчик двенадцати лет и девочка десяти исчезли. „Господи, — подумал я. — Этого не может быть. Просто не может быть. Только не с нами. Мы любим друг друга, мы крепкая семья. Дети осложняют жизнь, но не представляют проблемы, по крайней мере, мы так считали. Было так здорово уехать на отдых всем вместе. Я собирался показать им, как это здорово. Жизнь такая прекрасная“. Мы снова стали звать их. В отчаянии, в безнадежности, в темноте…

— Мартин! Сюзи! Где вы? Выходите! Хватит шутить.

Молчание.

Мы знали, что их здесь нет, и напугались до смерти.

— Бога ради, давай раздобудем хоть какой-никакой свет.

У нас не было даже фонаря. Машина стояла на улице, но Эмма умоляла меня остаться рядом с ней.

Я помню, что открыл жалюзи, надеясь на молнии. Луны не видно; воздух был черный и теплый, как бархат, дождь лил стеной. Жуткое ощущение, что мы единственные живые души в мире. Шторм, казалось, отрезал нас от жизни.