Родни Стоун - Крики в ночи

Ле Брев, похоже, прекратил расследование. Я постоянно справлялся о нем, но он так и не появился.

Клеррар заметил, что у меня на лице синяк.

— Да, — сказал я. — Кое-что случилось.

— Вам надо быть осторожнее, месье.

— Не волнуйтесь, буду.

Я чувствовал, что он провожает меня взглядом, пока я шел по коридору.

Я позвонил Эстель на следующий день, но никто не ответил. Я приехал в Понтобан на „форде“, все еще загруженном вещами детей, и оставил записку с просьбой позвонить мне. Пока я ехал назад по мощеным улицам старого города, где была расположена ее квартира, я все время ощущал у себя на затылке чужие глаза.

Прочно установилась жаркая погода, в голубом обессиленном небе ни единого облачка. Я обнаружил, что мне все труднее объяснять себе, почему я не уезжаю отсюда, но какая-то одержимость не давала мне сдаваться. По крайней мере, я могу попытаться продолжать поиски и, может, натолкнусь на что-нибудь, пока мечусь как сумасшедший, между Понтобаном и Сен-Максимом на своей машине с опущенными окнами и ревущим мотором.

Дозвониться до Эммы в Хэмпшир было невозможно. Черт бы их побрал, они что, ничего не понимают там, в комиссариате? Я настаивал на встрече со старшим инспектором, который возглавлял расследование, с человеком, приставившим ко мне жандарма, намекнувшим на ужасы прошлых лет и обещавшим приложить все усилия, чтобы найти детей. С человеком, который подозревал меня в преступлении, которого я не совершал.

В полиции только качали головой. Он уехал в отпуск, видимо, на несколько дней. Или, возможно, в Париж. Почему именно так, они не знают. Но у меня уже имелись адреса и номера из телефонной книги, которую я нашел, исследуя гараж; она очень пригодилась, поскольку в полиции говорили, будто его адреса в справочнике нет, и они не могут давать частные адреса. Мне нужна была помощь Эстель. Я решил подождать, пока не найду ее; казалось, она тоже избегает меня.

Я звонил каждый час, весь вечер, уверенный, что она вернется… Восемь часов, девять, десять, одиннадцать, двенадцать… Никакого ответа, и все же телефон продолжал звонить в квартире в Понтобане, где, как сказал мне ее коллега в редакции, она сейчас находилась.

Затем в час ночи она подняла трубку. Усталым голосом бросила:

— Алло.

— Эстель, послушай. Это я. Мне нужно проверить несколько адресов. Один из них может оказаться адресом Ле Брева. Ты поедешь со мной? Пожалуйста.

Я слышал, как она задержала дыхание.

— Я устала и ужасно занята… — сказала она. — Знаешь, который час? Уже за полночь.

— Пожалуйста. Мне нужна помощь, Эстель.

Я давил и давил на нее без передышки.

— Хорошо, — неохотно согласилась она. — Сделаю все, что смогу.

Я продиктовал ей адреса двух Ле Бревов и попросил проверить. Утром она перезвонила мне в гостиницу. Первого дома уже давно нет, он пошел на слом, но другой, на бульваре Гамбетты, принадлежит мадам Ле Брев. Долгая пауза, затем Эстель спросила:

— Что еще я должна сделать?

— Просто поехать со мной! — прокричал я. Наверное, она подумала, что я спятил.

Мы нашли этот дом, с маленькой табличкой с именем на воротах, в зажиточной части Понтобана, в пригороде у самой реки. Это было большое двухэтажное строение, с чугунными балконами, спаренным гаражом, с прудом и рядом кипарисов, защищавших обитателей дома от любопытных глаз. Залаяла большая собака, когда наш зеленый „ситроен“ остановился, а мы вышли и позвонили.

Мадам Ле Брев оказалась не такой, как я ожидал: симпатичной, хрупкой, темноволосой, молодой женщиной лет тридцати с небольшим. Она выпорхнула, как эльф, из-за двери. Я спросил, можно ли увидеть месье инспектора или, если его нет, то мадам Ле Брев.

— Я и есть мадам Ле Брев.

Должно быть, мы выглядели немного странно: высокий тощий мужчина с синяком на лице, и стройная женщина с серебристыми волосами. Но она не выказала никакого удивления. Она скорее походила на его дочь, а не на жену, моложе его лет на двадцать с лишним, симпатичная темноглазая женщина в джемпере и облегающих джинсах. Она красила оконные рамы и извинилась, стоя в дверях с кистью в руке. И, почувствовав мое разочарование, пригласила нас войти.

Очевидно, Ле Брев ей доверял. Она знала все о детях, моих детях, и ее задорное лицо наполнилось сочувствием. Она предложила нам что-нибудь выпить, и мы сели с „чинзано“ в руках в гостиной, у которой было только одно общее с тем одиноким домом на холмах, куда привозила меня Эстель, с домом Элореана: она была хорошо обставлена. Мебель и прочие аксессуары не опозорили бы и дворец: кресла в бежевую полоску, времен Первой империи, которые выглядели подозрительно подлинными в абсолютно французском стиле, целый набор дорогой высококачественной техники и плоский телевизор, бронзовая статуэтка — в общем, атмосфера стабильного солидного дохода.

Это казалось более чем просто совпадением: двое полицейских, связанных в прошлом с Сультами, оба жили припеваючи, один выйдя в отставку, другой оставшись в полиции. Я подумал, что меня вряд ли убедит объяснение, что Ле Брев получил богатое наследство или женился на больших деньгах.

Его жену звали Нинетт, казалось, ей очень хочется поговорить, будто служебные дела Ле Брева часто вынуждали ее оставаться в одиночестве. Я удивился: что она нашла в нем, эта девушка из Нима, которая вышла замуж за такого не похожего на нее человека? Раньше была другая мадам и развод. Потом в этом доме появилась она. Не мое, конечно, дело лезть ей в душу, но я хотел, чтобы жена инспектора приняла мою сторону, раз уж Ле Брев находился в отъезде, а у меня создалось впечатление, что ей нечего скрывать. Возможно ей льстило быть замужем за человеком, облеченном властью, жить в красивом доме, и, может, разница в возрасте не имела для нее значения. Я почувствовал в ней известную сексуальность и подумал, что она любит деньги. Эстель откинула голову назад и переводила мои вопросы и ее ответы.

— Ваш муж забыл сказать мне, кто эти дети, которые были найдены тридцать семь лет назад недалеко от того места, откуда исчезли мои.

Нинетт Ле Брев подняла свои красивые брови. Она что-то не могла понять, и я рассказал о нашей прогулке в лес.

— О Боже мой, — вздохнула Нинетт. — Это правда? Это не может быть тем же самым местом, где нашли детей Сульта.

— Он говорил вам, где это было? В Шеноне?

— Да. — Она зажала рот руками. — Но не слышала от него, что там были найдены дети Сульта.

В ее глазах стояли слезы, наверное, она тоже чего-то боялась — правды или воспоминаний.

— Дети Марселя Сульта, главы авиационной компании. Мои дети могли стать жертвами того же ритуала.

— Матерь Божья. Нет.

Весь ее вид явно свидетельствовал о том, что она знает гораздо больше, на лице читался неподдельный ужас. Я снова с недоумением подумал: что за отношения сложились у нее с Ле Бревом?