Елена Корджева - Рукопись из тайной комнаты. Книга вторая

Она говорила и ощущала гордость. Гордость за предков, оставивших немалый след в истории. Но в то же время в душе непостижимым образом вместе с гордостью шевелился страх. Не такой сильный, какой она испытала, обнаружив в своём доме бандитов, и не то чувство досады, когда едва не съехала в кювет. Скорее, это было похоже на робость, порой возникающую, когда ты приближаешься к чему-то большому и незнакомому, и непонятно, как оно себя поведёт. Здесь факторов неизвестности возникало столько, что робость, пожалуй, была уместной.

Алекс смотрел на неё во все глаза, а лицо – и уши, отметила машинально Ева, – с каждым словом, казалось, краснели ещё больше. Видимо, эта фамильная черта передалась обоим прочно и навсегда.

Соня уже не в первый раз удивлялась тому, как хорошо будущие латышские родственники знают историю своей страны. Вряд ли её германские друзья смогли бы так уверенно называть пофамильно и поимённо баронов и герцогов. С другой стороны – выступила с уточнением профессиональная щепетильность – до Бисмарка, объединившего Германию, там баронов было больше, чем могло удержаться даже в самой вместительной голове. Здесь же речь шла об одном, зато оставившем весьма внушительный след в истории. Разумеется, люди им гордились. И это вызывало уважение.

Ева, закончив краткий исторический экскурс, оглядела присутствующих, поймав изумлённый взгляд Алекса, одобрительно-подтверждающий – ни в чем не ошиблась – будущего дипломированного историка культуры и, светящийся невероятной гордостью, – Мариса. В ней было столько любви, что казалось – мгновение – и она, перелившись через край, хлынет и затопит её всю, поглотив без остатка. Этот большой парень буквально излучал надёжность и преданность. И это было хорошо.

Алекс, похоже, воспринял информацию со стоицизмом учёного, столкнувшегося с очередной проблемой, требующей решения. Ибо немедленно задался поисками оного:

– И что теперь с этим делать?

Этот, казалось бы, по-детски бесхитростный вопрос, требовал ответа. Причём от каждого.

Его уже не раз успела мысленно задать себе и Ева: «А что с этим делать?»

Можно, разумеется, сделать вид, что квадратики, нарисованные на бумаге, не имеют к ним ни малейшего отношения. Тем более что вопросов, требующих неотложных решений и без того предостаточно.

Марис, словно читая её мысли, попытался вновь их систематизировать. Смена фамилии соседствовала с необходимостью предпринять упреждающие шаги на случай возможных, более того, весьма вероятных нападок Рудольфа Шварца, а то и ещё какого-нибудь любителя поживиться за чужой счёт. Здесь же, в списке то ли проблем, то ли неотложных дел значилось принятие в собственность всего наследия прадеда фон Дистелроя, всех «заводов-пароходов», обозначаемых в разговоре словом «концерн», и необходимостью вникать в его работу. К тому же казалось абсолютно нерачительным содержание огромного состояния, полученного в виде камней и драгоценностей, валяющимся, пусть и в банковском сейфе под надёжной охраной, но безо всякой пользы.

Каким образом повлияет на события изваянное Соней генеалогическое древо, было совершенно неясно, но вероятность того, что обязательно повлияет, выглядела весьма внушительной.

– Да, задачка. – Алекс продолжал осмысливать информацию.

Решив прибегнуть к традиционному способу снятия напряжения, Ева включила кофеварку. Привычное шипение, разносящее по дому всеми любимый аромат, слегка разрядило обстановку. Бароны там в роду или нет, в любом случае ничего, кроме порции хорошего кофе не придумано для передышки в стремительной череде событий.

Дождавшись, когда получит свою чашку, честно наполненную кофемашиной, Соня вытащила очередную бумагу.

Старинный артефакт был вполне профессионально упакован в пластик, но, судя по выражению её лица, где к любопытству и подобающей случаю загадочности примешивалась некая доля торжественности, являл собой нечто заслуживающее особого внимания. Документ был вручён Еве с напутствием:

– Вот, возьми. Прочитай вслух.

Разумеется, из всех присутствующих она – профессиональный переводчик – единственная могла читать, быстро переводя с листа для всех присутствующих. Даже несмотря на современную упаковку, документ внушал мысль о древности, а дата, указанная в конце письма, лишь подтверждала эту мысль: 16 ноября 1670 года. Никогда прежде ей не приходилось читать письма, отправленные более трёхсот лет назад. Чернила, нанесённые, видимо, ещё гусиным пером, давно выцвели и слова, написанные острыми готическими буквами, разбирались с трудом: «Mein lieber Alexander…»

Все посмотрели в правильный квадратик, куда Соня, немедленно ткнула карандашом, – судя по имени и дате, письмо адресовалось младшему сыну Екаба, которому в ту пору было едва ли двенадцать лет.

«Мой дорогой Александр», – медленно продираясь через незнакомый почерк, Ева читала, борясь с неловкостью оттого, что письмо, написанное отцом младшему сыну, явно не предназначалось никому другому.

– Не переживай. Для самого Александра это уже не имеет значения.

Удивительно, но Марис каким-то образом неизменно догадывался, когда ей необходима поддержка. Как он это делал, оставалось загадкой. Важно то, что, как это часто случалось, сейчас он был полностью прав: через триста сорок или сколько там лет ни адресату, ни получателю не представлялось важным сохранение тайны.

Если отбросить все, приличествовавшие нормам вежливости семнадцатого века формы и обращения, смысл послания сводился к следующему:

«Дорогой сын!

Ты уже достаточно вошёл в возраст, чтобы понять послание, которое диктует мне любящее отцовское сердце.

На твою юную долю выпало немало испытаний, я полагаю, ты не забыл тяготы, которые обрушил на нас шведский король, и от которых не смог я уберечь ни своих детей, ни мать их, мою любимую жену Луизу Шарлотту. Однако мы превозмогли горечь бесславного плена и вернулись домой.

Гораздо труднее оказалось найти дом свой, герцогство Курляндское, разрушенным и обезображенным. Так устроен мир, что соседское добро порой вызывает зависть и желание прибрать его к рукам не только у крестьян, но даже у тех, кто волею божьей был помазан на престол. И невдомёк им, что далеко не всё можно унести с собой – древо, насильно вырванное из земли, без корней сохнет и не приносит плодов.

Ты видишь, сколько трудов приходится прилагать, чтобы вернуть земле нашей прежнюю тучность. Но мы усердно трудимся, и Господь непременно воздаст нам успехом за труды наши.

Ты, конечно же, знаешь, что корону после меня унаследует твой старший брат Фридрих-Казимир. Таков закон. Тебе, моему самому младшему сыну, придётся искать применения себе самому. Запомни, юноша: чистое сердце, живой, деятельный ум и твёрдая рука – вот единственный залог успеха, куда бы ни занесла тебя судьба, на какой земле не решил бы ты дать жизнь и расцвет своим талантам и способностям. Я могу только сожалеть, что Курляндия, скорей всего, не станет твоим домом, таков мой отцовский дар предвидения.