Вьери Раццини - Современный итальянский детектив. Выпуск 2

— Если гемоглобин понизился, значит, ты неправильно питаешься, — сказала Матильда, когда сын сообщил ей результаты анализов. — Но вообще-то мне непонятно, ведь ты колешь инсулин, как только встаешь с постели и вечером, перед ужином, а завтракаешь и ужинаешь почти всегда дома, так что все вроде бы по предписанию… Ты говорил с дядей?

— Я говорил с Мориджи, — ответил Энеа (он помогал матери расставлять баночки с соленьями по полкам буфета). — Дяди Доно не было, кажется, у него грипп.

— Ах ты, господи! Надо ему позвонить, — пробормотала Матильда.

Когда они покончили с банками, Энеа собрался уходить, но Матильда задержала его вопросом, который уже больше часа вертелся у нее на языке:

— Как там в клинике? Все спокойно?

— То есть?..

— Ну, ты разве не слышал, что позавчера утром у них на стоянке нашли пулю.

Энеа выжидательно посмотрел на мать.

— Двадцать второго калибра, — уточнила та. — Точь-в-точь такую, как у маньяка.

— Где нашли? На стоянке клиники?

— Именно! В дневных новостях сообщили. — Матильда покосилась на Саверию, промывавшую в раковине салат. — Пойдем в гостиную, а то здесь вода шумит. — На самом деле она не хотела, чтобы служанка слышала их разговор.

— Я спешу, мама.

— Ну уж пожертвуй матери две минуты, не так часто нам удается поговорить. — Матильда направилась в гостиную, села на стул и указала Энеа на кресло против себя. — Один санитар, выходя из машины, зацепил пулю носком ботинка. Он сообщил в полицию, и баллистическая экспертиза показала, что калибр точно соответствует…

— Чтобы определить калибр пули, — усмехнулся Энеа, — не нужна баллистическая экспертиза.

— Не знаю, так по радио сказали.

— Как будто по радио не могут сказать глупость! — раздраженно отозвался Энеа, и в ответ на его нервозность Матильда тоже повысила голос.

— Знаешь, что они предполагают? Что он обронил пулю, когда приходил в клинику навестить кого-нибудь… или, к примеру, сдать анализы.

— Обронил! Пули не роняют, — изрек Энеа.

— Да, мне тоже кажется, — Матильда помедлила. — А вторая версия — что он нарочно ее оставил. Ну, как бы бросив вызов следствию.

Энеа поглядел на часы и медленно поднялся с кресла.

— Мне пора.

Странно, подумала Матильда, он даже не спросил, с чего ей вздумалось заводить этот разговор. Не мог же не понять, что она явно намекала на посещение им клиники. Но нет — он это пропустил мимо ушей и сказал только: «Пули не роняют».

Полиция, конечно, тоже не поверила в то, что пулю обронили. Все следы, оставленные преступником, носили характер намеренный. Так, на месте преступлений никогда не находили отпечатков пальцев, колес или еще чего-либо в этом роде.

А вот неподалеку от автофургона двух убитых немцев обнаружили след ботинка сорок пятого размера, и на этом основании был сделан вывод, что рост убийцы не менее метра девяноста, потому что стрелять сверху вниз по окошкам «фольксвагена» мог только очень высокий человек. Правда, потом кому-то пришло в голову, что это ботинок карабинера, подходившего к машине по влажной земле. Но Матильда все равно отметила про себя, что такой рост и размер ноги у ее сына (Энеа шил ботинки на заказ, поскольку в магазинах отыскать его размер было не так-то просто).

Затем были найдены хирургические перчатки.

И пуля.

Бросил вызов дважды: видно, считает себя настолько неуязвимым, что ему хочется померяться силами с теми, кто ведет на него охоту. А может, как предположил один психолог, он уже выдохся и сознательно стремится в капкан.

Начиная разговор с сыном, Матильда решила: если представится случай, выяснить все и по поводу скальпелей. Они снова лежали в футляре на каминной полочке, а Энеа будто и не заметил их исчезновения из мастерской. Каждый вечер после ужина, когда он поднимался в комнаты над оранжереей, Матильда все ждала: вот-вот спустится и начнет бушевать, как в тот раз, когда вдребезги разбил стекло картины из-за того, что мать осмелилась переступить порог его кабинета. Но теперь Энеа ничего не сделал и не сказал.

Она и самой себе не могла объяснить, зачем пошла на похороны юноши и девушки, убитых несколько дней назад. Но готовилась к этому с особой тщательностью, как к очень важному событию. Даже норковую шубу надела, хотя было не так уж холодно.

В толпе, собравшейся перед церковью, ее наверняка приняли за добросердечную, искренне скорбящую синьору. А она стояла прямо и неподвижно, в душе сожалея, что не принесла даже цветка. Вот сейчас под порталом появятся два гроба. Пробивавшийся сквозь пелену тумана солнечный луч падал ей на лицо, казалось искаженное страданием. Но внутри она вся была холодна и не могла понять, почему не испытывает абсолютно никаких эмоций. Уж лучше бы она почувствовала страх или хотя бы ту щемящую тоску, что накатила на нее несколько лет назад как предзнаменование старости. Но нет. Она пришла как сторонний наблюдатель и осталась им до конца траурной церемонии, несмотря на то что сын ее, возможно, был к этому причастен.

Несколько дней спустя Матильда решила, что ей надо срочно кому-нибудь излить душу. Не было больше сил проводить дни наедине со своей страшной тайной. Так недолго и умом тронуться. Только вот найдется ли человек, способный понять?..

Сперва она подумала о Каламбрине: у той был особый дар проникать сразу в суть вещей, за что Матильда, собственно, и ценила так ее дружбу. Как истинная художница, Каламбрина обладала, что называется, двойным видением: людей и факты она видела одновременно снаружи и изнутри. Но стоило Матильде представить, что она сидит в плетеном кресле из ивовых прутьев посреди захламленной гостиной, а перед нею Каламбрина теребит свою косу и безжалостно вытягивает из приятельницы всю подноготную, как энтузиазм тут же угас. Обнажаться перед Каламбриной вовсе не хотелось. Нет, ей нужен человек, который все поймет, но не свяжет ее по рукам и ногам собственными же признаниями.

Она подумала об этом, и верное решение пришло следом. Андреино Коламеле! С Андреино они теперь виделись редко, но, как и прежде, понимали друг друга с полуслова, словно бы владея неким неведомым для посторонних шифром.

Матильда предупредила нотариуса по телефону о своем визите; они условились на семь вечера: секретарши уже разойдутся, да и звонки не будут его донимать.

Матильда еще раз утвердилась в правильности своего выбора: Андреино не только понял без лишних объяснений, что дело конфиденциальное, но и сразу догадался, что их встреча должна остаться в тайне от Энеа.

Андреино Коламеле ни на секунду не усомнился в том, что Матильда обратилась к нему как к другу, а не как к юристу. Когда ей нужна была юридическая консультация, она, как правило, приглашала его на ужин и заранее извинялась, что немного озадачит одной из тех «головоломок», с которыми без его помощи ей не справиться.