Александр Колин - Комедия убийств. Книга 1

Так или иначе, но, выпив кофе и ликера, иллюзионист ушел, получив от женщин обещание за компанию с ним нанести визит загадочной Ринэне. Наталья смотрела на эту затею скептически, но, полагая, что план Арсюши обречен на провал, ехать согласилась и искренне удивилась своей ошибке, когда спустя два часа Караимов вернулся и на сей раз почти без стука, сияя, вошел в костюмерную.

— Договорился, — выпалил он, что называется, с порога. — За литру убедил одного, завтра с рассветом отбываем. Не передумали? — спросил он, не находя восторга в глазах женщин, и, желая, видимо, отрезать им последние пути к отступлению, заверил: — Расходы беру на себя. Ну так как?

Те, неопределенно пожав плечами, кивнули.

— Ну и славненько, разбужу вас. Я в любое время так, без будильника встаю, привычка.

Иллюзионист в точности сдержал слово, и Наталье с Ириной, хочешь не хочешь, пришлось, поднявшись ни свет ни заря, собираться в путь не близкий.

Садясь в нарты, Ирина подумала отчего-то, что отправляется навстречу судьбе. Столь непривычно высокопарный стиль собственного мышления немного удивил и вместе с тем развеселил ее.

«Почему бы и нет? — спросила она себя. — Почему бы нет?»

Дома у Павла Логинова (так представился Илье неожиданный спаситель) было тепло и уютно. Иванов вдруг осознал, насколько важная вещь — комфорт. Павел предложил Илье принять душ и привести себя в порядок, но тот ограничился тем, что ополоснул лицо и прижег йодом ссадину на голове.

В квартире, как понял Иванов, никого, кроме них двоих, не было.

«А вдруг он голубой? — испугался Илья. — Домой привел… Посочувствовал?»

Несмотря на внушительность апартаментов Логинова (как минимум три комнаты), устроились мужчины на кухне, тоже довольно большой и не то чтобы запущенной, однако давно и безнадежно мечтавшей о хорошем ремонте.

«Точь-в-точь как у меня дома, — подумал Илья и вспомнил про сон. Хотя почему сон? Может, и не сон вовсе? — Неужели я их и правда?.. — Он поежился, захотелось скорее прийти к себе, чтобы убедиться в том, что… А вдруг?.. Нет, о тагом даже думать не хотелось. Илья посмотрел на только начатую бутылку дорогого армянского коньяка, и желание вставать со стула немедленно улетучилось. — Что за чушь? Чтобы Настька сдохла? Да ни в жись! Кто ей что-нибудь сделает, трех дней не проживет. Чушь, чушь, чушь!»

— Вздрогнем? — предложил Логинов и поднял старинную серебряную, черненую в узорах рюмочку.

Илья кивнул и, прежде чем выпить, подумал:

«А куда же те мужики подевались, с которыми я… Ведь когда он меня поднимал, не было их. Убежали?»

— Смылось ханыжье, — проговорил Логинов, из чего Илье следовало сделать вывод, что размышлял он вслух. Павел продолжал: — Ты глупость сделал, что в драку полез. Они хоть и хилые, однако за бутылку убьют…

— А ты откуда знаешь?.. — начал было Илья, но Логинов поспешил объяснить.

— Ну, а скажи на милость, чего с ними еще делать можно? — ответил он вопросом на вопрос. — Я сам, бывает, выпиваю с такими типами, ну, со знакомыми, конечно. Хочется иногда узнать, что народ думает.

Слова Павла Илье понравились, в них он усмотрел некий особый смысл; Логинов как бы выделял и себя и гостя из массы, пресловутого народа.

Народ и ненарод. Последний в отличие от первого состоит из отдельных индивидуумов, наделенных уникальным сознанием и независимой волей. Илье это понравилось, получалось — он не просто пил с ханыгами, а общался с народом, а это, как вы понимаете, далеко не одно и то же. К тому же, если так иногда поступал и Логинов, так Илье и сам Бог велел. От нового знакомого веяло какой-то особенной силой, он производил впечатление человека неординарного.

Логинов оказался невысоким. Обычный малый среднего роста — сто семьдесят пять сантиметров, среднего же возраста — лет сорок — сорок пять. Рыжая вихрастая шевелюра и густая борода делали его в глазах Иванова похожим на эстонца, финна или шведа, что при некой незначительной раскосости глаз казалось странным. Шведский бурят-монгол? Татаризированный финн?.. Вы еще скажите негр-сионист. Нет, никуда не годится! Хотя, если подумать…

— Закусывай, — предложил хозяин, когда оба выпили еще по рюмочке.

Логинов оказался человеком интересным, беседу поддержать умел. О чем бы ни заходила речь, он всегда находил что сказать, демонстрируя в любом вопросе завидную эрудицию.

Ароматная жидкость в бутылке подходила к концу, и мысли Ильи как-то само собой вернулись к теме национальной принадлежности хозяина.

— Я, — ответил тот на вопрос гостя, — как и почти все прочие в нашей стране, русский. — Сказав это, он от души расхохотался. Иванов уже успел привыкнуть к своеобразной манере хозяина смеяться. Она, как подумал Илья, свидетельствовала об открытости характера хозяина. — Павел Музафарович Логинов, — уточнил тот и вновь затрясся от смеха.

Иванов вытаращил глаза:

— Музафарович? Ты что, татарин?

— А что, не похож?

— Чуть-чуть, разве что…

— Чуть-чуть, — улыбнулся Логинов. — Нет, брат, это целая поэма, я уже замучился объясняться. Понимаешь, — тяжело вздохнув, продолжал он, и видно было, что рассказывать свою историю ему не впервой, — батька мой с сорок первого рядовым в пехоте воевал, кончил в сорок пятом в Восточной Пруссии… Звали старика моего Андреем, обычное имя, русское. Друг у него был, вместе гнили в окопах. Побратались они, именами поменялись, получился Джугайбеков Андрей Алиахмедович и Логинов Музафар Павлович…

Подобное сообщение показалось Илья настолько диким, что он не нашелся что сказать, промычав:

— Э-э-э… мэ-э-э… как интересно.

— Дальше еще интереснее, — заверил гостя Павел Музафарович. — На следующий день убили друга папиного, ну, бывшего Музафара. Так нынешнему мало показалось именем погибшего называться, решил он обмен документально заверить. Пошел к начальству, к старлею, который их ротой командовал, тот не в духе оказался — с бодуна маялся, батю далеко-далече отослать Тот уперся. Начал требовать… ну, чтобы долго не рассказывать, довыделывался родитель мой до того, что отправили его из Пруссии в Сибирь, правда, уже Музафаром. Батя гордился после, говорил, что сам Сталин разрешение давал имя изменить, а в лагерь его отослали злодеи-чиновники, которым вождь народный по первое число врезал за глухоту и невнимание к просьбе героя. Ну, это отцова версия. Как на самом деле было, сказать трудно, однако ж одно сомнению не подлежит — батя пятерку оттрубил.

— Да-а…

— Вот и да, — покачал головой Логиноз. — Я на старика не обижаюсь, хотя, конечно, хлопот с отчеством немало.

— Ну так ты бы сменил его, — проговорил Иванов; — Теперь ведь можно, так?

Павел Музафарович усмехнулся и, очевидно, поняв собеседника неправильно, с некоторой укоризной в голосе произнес: