Максим Шаттам - Душа зла

«Джульет просто невыносима, — думала Камелия. — Такая экстраординарная девушка имеет все шансы провести остаток жизни в одиночестве, не найдя никого, достойного ее! Разве есть на свете справедливость? Почему одни рождаются красивыми и умными, а другие нет?»

Мысль о высшей справедливости всегда будоражила Камелию. Человек может родиться с избытком лучших качеств, но рано или поздно природа восстанавливает равновесие, воздвигая на пути этого человека какое-нибудь препятствие: невозможность иметь детей, необходимость жить холостяком на протяжении почти всей жизни или тяжелую болезнь, перенесенную в молодости… Нельзя обладать какими-то преимуществами и не заплатить за них — в глазах окружающих это совершенно непозволительно. Природа все тщательно предусмотрела, дабы не расстраиваться на сей счет. Она не производила бы на свет столь совершенные существа, зная, что их будут побивать камнями менее удачливые собратья, если бы по умолчанию не придерживалась одного правила: рано или поздно всеобщее равновесие должно восстановиться.

И Джульет не была исключением из правил.

Мысли Камелии сосредоточились на обложке книги, пылившейся на буфете. «Сговор остолопов» Джона Кеннеди Тула.

Эту книгу подарила ей Джульет, пообещав, что после ее прочтения Камелия станет другой. Автор, вложивший в текст весь свой писательский пыл, покончил с собой, узнав, что все, кому он посылал рукопись, отказались ее издать. Когда его матери удалось заставить какого-то издателя все-таки прочитать роман, книгу сразу же напечатали, она получила громадное признание и Пулитцеровскую премию.

Ирония судьбы.

Равно как и природное равновесие.

Камелия пообещала себе посвятить вечер чтению книги и поднялась в ванную комнату, чтобы принять ванну, а затем забраться в постель. Расслабляющую, горячую ванну.

Джульет накрыла стол в гостиной большой темно-синей скатертью. Как следует поразмышляв, она решила, что сегодня не будет пиццы или китайской еды с доставкой на дом, ей захотелось приготовить что-нибудь самой. В течение десяти минут она искала два подсвечника, которые ее мать когда-то ставила на каминную полку, и наконец нашла их в недрах шкафа. Затем убедилась, что у нее есть из чего приготовить правильный ужин на двоих, и составила план дальнейших действий.

Джошуа должен был приехать через час, и, чтобы все успеть, девушка быстро поднялась наверх — выбрать не слишком откровенный, но в то же время соблазнительный наряд. Джульет собралась пойти в ванную, когда вдруг спохватилась и выдвинула ящик с нижним бельем. Им тоже не стоило пренебрегать, ведь надо было позаботиться обо всем, если уж она решила идти до конца. Она выбрала черный простой комплект, но с глубоким декольте.

Толкнув дверь ванной, Джульет быстро разделась и включила душ.

Квартал вовсе не был безлюдным. Однако дома в нем казались слишком большими, и их окружали необъятные палисадники, наглухо отделявшие здания друг от друга О присутствии жизни тут можно было догадаться по озаренным светом окнам первого этажа. Прохожих на улице не было.

Очень хорошо.

Он открыл дверцу машины и вылез, быстрым движением надев на голову матросский берет. Он очень дорожил этим беретом — гениальная находка.

Он пошел по тротуару, засунув руки в карманы, восхищаясь далеким светом огней у подножия холма. Это было красивое и одновременно отвратительное зрелище. Мириады земных звезд, блестевших всевозможными цветами; но самое главное, они свидетельствуют о том, что где-то там, повсюду, находятся люди, живущие в постоянной круговерти работы, общественных устремлений, добра и зла. Что они знают о добре и зле? Кто они такие, чтобы устанавливать непреложные законы, отделяя хорошее от плохого. Они что, боги?

Нет, но очень хотят быть ими. Стать ими.

Именно это ему часто твердили: «Человек, в своем желании заменить ускользающий и непонятный образ Бога, создал научный прогресс. Наука — способ стать богом для человека». Само собой, человек, идущий сегодня вечером по асфальту тротуара, не пользуется их словами. Он лишь пытается полностью воплотить собственный замысел, облечь его в свои собственные слова, но не может этого добиться. И от этого его бешенство только усиливается.

Вдалеке залаяла и сразу же замолчала, повинуясь воле хозяина, собака. Человек в матросском берете замер неподвижно, пока не убедился, что его никто не мог увидеть. Ему сказали, что свидетелей быть не должно, это основное условие для успешного продолжения обряда.

Он прошел вниз по улице около ста метров и остановился, созерцая огромный дом — его цель. Дом действительно был гигантским, с большими, широкими окнами. Наверняка днем в них буквально врывается солнечный свет, заполняя все пространство внутри.

Но сейчас в доме было темно, лишь маленькое оконце на втором этаже — без сомнения, окно ванной комнаты — слабо светилось в ночи.

Он продрался через заросли бирючины и обогнул дом сбоку. Да, именно так, надо войти с черного входа, подальше от любых случайных взглядов.

Он натянул перчатки, это очень важно! Так его научили. Перчатки защищают тебя от отрицательной энергии, когда ты освобождаешь чью-то душу. И все же он едва преодолел искушение в те оба раза, когда работал, стянуть их хотя бы на краткий миг и прикоснуться к коже. Он так хотел погладить ее, ощутить пальцами, почувствовать ее шероховатость. Но это было очень опасно, это могло испортить все, что он сделал раньше. Всю Их работу.

Он обошел огромный дом слева, и, как Он ему и говорил, обнаружил маленькую металлическую коробку, от которой по стене карабкался толстый провод. Лезвие ножа блеснуло в мерцающем свете пугливой луны, напоминающей ледяной сталагмит, и провод оказался перерезанным. Телефона больше не существовало.

Задняя дверь была заперта. Здесь его не хотели. Он сжал зубы, но ему не удалось полностью преодолеть порыв бешенства.

Он быстро заклеил оконное стекло в кухне толстым коричневым скотчем, и, когда вслед затем разбил его рукояткой ножа, никто в округе не услышал ни малейшего шума.

Он проник в кухню. Кожа перчаток ласково прикасалась к фотографиям, висевшим на дверце холодильника. Он глубоко вздохнул.

Водопроводные трубы свистели и глухо бормотали, под давлением пропуская через себя горячую воду.

На втором этаже эта вода, вытекая прямо в ванную, образовывала облака пара; там, напевая, мылась женщина.

Она не слышала ни скрипа паркета, ни медленных шагов по ступенькам лестницы.

Позже, ночью, он положил руку на влажную грудь. Кожа была вялой, но перчатки мешали это почувствовать. Он снова попытался справиться с желанием прикоснуться к груди голой рукой, потискать ее, сжать в ладони.