Юрий Черняков - Чудо в перьях

Из бокового входа на поле выходили другие девицы — куда более шикарные, эффектные и «упакованные». Трибуны разразились бурными криками и восторженными аплодисментами.

— Кто это? — крикнул мне на ухо хозяин. — Откуда взялись?

— ЭПД! — заорал я в ответ, поскольку рев трибун еще более возрос по не известным пока причинам. — Ваше детище! Их знают все, Андрей Андреевич, кроме вас! Вот где первые красавицы!

— Лолита! — орали между тем вокруг. — Ло-ли-та! — стонали, скандируя, юнцы, отцы семейств, коих не могли сдержать сидящие рядом жены, и вовсе глубокие старикашки.

Да, это была она — вышедшая отдельно от всех, в сопровождении целой оравы загорелых, бородатых мужчин. Они подхватили ее на руки.

— Да вот же они… — вскочил я. — А мы их искали!

— Кто? Где? Кто они такие? — вскакивал, хватался за голову, снова садился, зажимая уши, Радимов.

— Кто? Секс-туристы и следователи прокуратуры! Целые и невредимые! — кричал я в восторге. — Смотрите! Они приветствуют вас.

Девицы из ЭПД встали в центре футбольного поля, Лолита на мужских плечах — в центре. Она грациозным движением подняла, вернее, всплеснула рукой, и толпа замерла, затаила дыхание.

— Так это она и есть? — спросил он. — Мой лучший агент?

Я подозрительно посмотрел на Радимова. Чего тут больше — склероза или лицемерия? Лолиту он ставил мне в пример. К ней стремились все посетители ЭПД, была целая очередь, и Радимов посылал записочки администрации, ходатайствуя за своих врагов, стоящих на пути реформ. Дальнейшее было делом техники. Эротической.

Человек пять задохнулись в ее объятьях, схватив инфаркты. Еще трое стали парализованными. Причем ничуть об этом не жалели. И рассказывали, роняя слюну, о неземных блаженствах. Так была подавлена оппозиция. Один Роман Цаплин, не говоря о Субботине, благодаря своевременной импотенции, избежали их участи. Таких мне приходилось брать на себя… Впрочем, возможно, он ее действительно никогда не видел.

К центру поля бегом уже отматывали длинный провод с микрофоном.

— А как же конкурсантки? — спросил меня вполголоса Радимов, оглядываясь на тех, кто на него шикал.

— Да тихо вы! — строго прикрикнули сверху, под ложей.

— Дорогой Андрей Андреевич! — звонко крикнула Лолита. — Мы с вами, к сожалению, никогда не встречались, но, быть может, не все еще потеряно!

Стадион заржал, а он снова стал меня тормошить.

— Откуда она меня знает?

— А кто вас не знает, — почти хором сказали с разных сторон. — Вы слушайте, слушайте…

— Вы уезжаете только завтра, впереди ночь, ночь любви к вам всех наших женщин и девушек, всех нас, кому вы помогли найти себя! И уж будьте уверены — уезжать вам не захочется!

Радимов нервно ежился, пряча глаза. Трибуны шумели, смеялись, многие вставали и смотрели на нашу ложу. Ждали ответа.

— Скажите что-нибудь! — толкнул я его локтем. — Если женщина просит… Да такая божественная…

— Да? Ты это точно знаешь?.. — Он растерянно смотрел на меня, то порываясь подняться, то не решаясь. — Я должен ответить? Мне надо что-то сказать? А как это будет там воспринято, кто-нибудь подумал?

— Но вы же любите импровизации! — сказал я, приподнимая его. — А тут такая перспектива. Любой бы на вашем месте…

— Вот и замени меня, — сказал он вполголоса, наконец поднявшись. — А мне некогда. Должен дождаться нового руководителя Края…

Он встал, поднял руки, отчего шум затих.

— Я очень рад, я счастлив, я благодарю, но мне еще надо дописать отчет о проделанной работе. Я лучше пришлю к вам своего лучшего друга…

Лолита отчаянно замахала рукой, и все зашумели. Ее снова подхватили на руки, понесли к нашей трибуне.

— Зачем это? — растерялся он. — Чего она хочет, эта женщина! Объясни ей, что я все свои годы любил только Марию, хотя она всегда была замужем за кем-то другим!

Но было поздно. Загорелые мужчины с окладистыми бородами, все почему-то босые, донесли богиню любви нашего Края до правительственной ложи и бережно опустили перед хозяином.

— Дело в том, что я люблю другую, — извиняюще сказал Радимов, прижав руку к сердцу. — Его жену. — Теперь он указал на меня. — А этой ночью я до предела загружен.

Она печально смотрела на него, в ее больших глазах проступали любовь и желание. Ей отказывали. Ей смели отказывать! За это стоило, конечно, влюбиться!

— А этих, — указал Радимов на следователей прокуратуры и охочих до дешевого секса иностранцев, — вам придется вернуть. Из-за них я не могу сдать Край на пятерку.

— И это все, что ты мне скажешь? — спросила она, не обращая по-прежнему ни малейшего внимания на сгрудившихся вокруг зрителей.

— Не мешай им… — Он указал на конкурсанток, стоящих внизу. — Возможно, ты прекрасней всех, кого я видел почти за тысячелетие, но их нельзя лишать единственной, быть может, радости… Хочешь, ты сама определишь победительницу?

— А ты уже определил? — спросила она, задумчиво вертя розу и вдыхая ее аромат.

— У нас, в общем-то, есть жюри, — вспомнил Радимов. — Но для себя, конечно, с самого начала мы кое-что наметили, хотя они все не годятся тебе в подметки.

— Если окажется, что наши с тобой вкусы расходятся… — теперь она сплетала и расплетала свою роскошную косу, — то я заберу их с собой. — Она указала на загорелых и бородатых. — И никто их больше не увидит.

Отвернувшись, она царственно выгнула шею и стала спускаться, находясь в середине свиты, вниз к заждавшимся, потускневшим претенденткам, многие из которых, похоже, жалели, что в это ввязались.

Я догнал ее, раздвинув выстроившихся в каре идолопоклонников.

— Лилька, кончай! — сердито сказал я. — Он тебе ничего плохого не сделал. Ну во имя нашей одночасовой любви, за которую ты не хотела брать с меня деньги! Не устраивай цирк в цирке. И отпусти этих дегенератов… — Я указал на бородатых. — Они и так конченые люди. А ты еще собиралась присоединить к ним этого блаженного… Лучше я тебе подскажу, кого он выбрал. Ну что тебе стоит? Нельзя, чтобы народ своих шлюх любил больше, чем своих вождей. Иначе ничего больше не будет! А вас пошлют на прополку картофеля.

— Так кого он избрал? — склонила она головку. — Постой, а разве у нас с тобой когда-нибудь было? Я что-то не помню.

— Было, было… — Я озирался по сторонам. — Забыла, так можем повторить, где-нибудь в лесах или в степи… Там ты их держала? Этих придурков?

Мы подошли к участникам конкурса. Бедные девочки блекли на глазах в прямом и переносном смысле слова. Черные слезы текли по нарумяненным щечкам, прокладывая извилистые борозды. Стадион замер, следя за происходящим.

— А, я все поняла! — сказала Лолита. — У вас есть результаты обмеров участниц? — обратилась она к жюри.

Те переглянулись, пошептались, пару раз сказали: «Вот еще!» И передали ей таблицу обмеров. Она поманила меня пальчиком.