Алексей Зубко - Сначала было весело

Взгляд скользит дальше, и я, вздрогнув, продолжаю осматриваться.

Коридор, начинаясь массивной железной дверью, уходит вдаль и там резко поворачивает в сторону. Мы стоим почти посредине. По правой от меня стороне сплошная стена, часть довольно грубо вырубленного в каменном массиве тоннеля. С противоположной – ряд решеток. За ними угадываются камеры. Шесть или семь. Вроде бы пустые.

Как оказалось, я ошиблась.

Карлик проходит дальше по коридору и открывает дверь крайней камеры.

– На выход.

Подволакивая левую ногу, появляется Федя. Одно ухо ярко-красное, величиной с ладонь. Под глазом припухлость, а на подбородке – кровь. Спортивный костюм в грязи, словно его в болоте неделю вымачивали. Обуви на ногах нет.

– Стань там.

Парень послушно выполняет распоряжение карлика.

Мелькает мысль: «А Боксера взяли или нет?»

Мужик в камуфляже отступает к стене и демонстративно кладет руку на рукоять заткнутого за ремень пистолета. Выглядывающий из-за плеча приклад автомата ныряет вниз.

– Для начала познакомимся. Меня зовут Господин Кнут. Никто не спросит: «Почему?»

Желающих задавать глупые вопросы не нашлось.

– Это, – продолжает низкорослый садист, указывая на здоровяка плетью, – Петр Евгеньевич. А на ваши имена мне насрать! А тебе?

– Тоже, – пожимает плечами седовласый здоровяк, представленный как Петр Евгеньевич.

Не забыть бы.

– А теперь перейдем к главному. Есть правила, – дирижируя плетью, прохаживается перед пленниками карлик. – И вы будете их выполнять. За ослушание – наказание! Для начала кнут.

– Чего вы хотите? – прижав руку к опухшему уху, спрашивает Федя. – Мой дядя заплатит много, только отпустите…

Обрывая речь на полуслове, свистит плеть. Мгновение назад она покоилась в руке, свернутая кольцом, а уже в следующее, вытянувшись, как стрела, впивается раздвоенным концом в затянутый жирком бок.

Закричав, парень падает на колени.

– Встать! – взвизгнул Господин Кнут, благоразумно держась на некотором расстоянии. Одним рывком не дотянешься, а там и мужик в камуфляже подоспеет. – Правило первое – послушание. Полное повиновение. Помните об этом всегда. Второе правило – тишина. Открывайте свои вонючие пасти лишь в том случае, если вам это позволят. Это все. Ах да! За хорошее поведение мы награждаем. Вы спросите как?

Желания задавать вопросы не возникло. Слишком свежа память о свисте плети и обжигающей боли.

– Сюрприз будет, – криво ухмыляется здоровяк надсмотрщик. – А сейчас приведем вас в порядок.

– В здоровом теле – здоровый дух, – изрекает карлик, почесывая потылицу рукоятью плети. – Хотя, если честно, ваш дух для меня не больше, чем пук, он меня совсем не интересует. А вот тело другое дело… Что-то я заболтался. Следуйте за мной. И без шуточек!

Петр Евгеньевич пристраивается сзади. Его движения вальяжны, даже несколько вялы, но это ленца уверенного в своей силе и реакции леопарда, готового в единый миг превратиться из расплывшейся по ветке тушки в смертоносный клубок клыков, когтей и ярости.

Следуя за карликом, мы доходим до поворота и оказываемся перед открытой дверью, ведущей в крохотную пещерку. Сомнений в том, что мы находимся в каком-то подземелье, не осталось. Заброшенная шахта или древняя каменоломня? Не знаю. Раньше под землю спускаться не доводилось. Не считать же за таковое визиты в подвал за картошкой да соленьями. Под сводчатым потолком ярко горит лампочка. Скудная обстановка – жестяное корыто метрового диаметра и пластиковая корзина – являют собой раритеты минувших эпох.

– Снимайте с себя все барахло и бросайте сюда, – указывает на бельевую корзину Господин Кнут.

Растерянно переглядываемся.

Плеть, взвизгнув, отмечается на моей спине кровавым росчерком.

– Смелее!

Вскрикнув от обжигающего прикосновения, поспешно отрываю от ран на спине заскорузлую блузку. Разуваюсь. От боли меня шатает, перед глазами плывет мутная пелена, шнурки приходится нащупывать.

Рядом Нинка поспешно стягивает через голову майку, шипя, словно проколотый мяч. Больше на ней ничего нет. Если не считать небольшого камушка в пупке.

Стоящий колом спортивный костюм уже лежит в корзине, а Федя проворно избавляется от носков.

Судорожными рывками расстегиваю пуговицы и спускаю шорты. Остались только узенькие трусики.

– Все. – В голосе карлика чувствуется злость. – Я велел снять все.

Стринги следуют за прочей одеждой в корзину. Невольно краснею. Хотя, казалось бы, до стыда ли сейчас?

– А теперь мыться, – распоряжается карлик, откровенно глазея на Нинкину грудь. Типичная мужская реакция на щедро отмеренную матушкой-природой роскошь.

– Лезьте в лохань, обе, – бросает здоровяк. Кажется, на него не произвели никакого впечатления ни прелести моей подруги, ни уж тем более мои. Совершенно безразличный взгляд.

Опустив ногу в воду, вздрагиваю. Она холодная. Но выбора нет. Взяв одну из лежащих на бортике мочалок и брусок мыла, тру ноги. Спина болит, напоминая о вчерашнем. И сегодняшнем тоже. Закусив губу, продолжаю оттирать пенной мочалкой грязь с колен.

– Ты тоже лезь, чего ждешь? – огрев плетью по ягодицам, прикрикивает на Федю карлик.

Парень поспешно втискивается в лохань, где и без того тесно. Постоянно сталкиваемся бедрами, локтями.

Кровь, сочащаяся из свежих ран, окрашивает пену в розовый цвет.

Пройдясь мочалкой по всему телу, начинаю по второму кругу.

– Ты, – плеть указывает на Федю. – На выход.

Парень поспешно выбирается из лохани и спешит к карлику. Тот кивает головой напарнику:

– Отведешь?

– Угу.

Проводив их взглядом, принимаюсь тереть живот. Рубцы, оставленные плетью, пекут, но я терплю. Злить карлика – плохая идея.

Рядом моется Нинка, то и дело задевая меня ягодицами.

Доносится скрип, оповестивший, что Федя заперт в камере.

Минутой позже возвращается Петр Евгеньевич. На лице скучающая ухмылка, в руках упаковка леденцов, один из которых неспешно перемещается в рот.

– Заканчиваем водные процедуры и выбираемся из джакузи, – маслянисто блестя глазами, хриплым голосом распоряжается Господин Кнут. – Если не хотите, конечно, поласкать друг дружку…

Первой выскакиваю я, следом Нинка.

– Молодцы, – тихо шепчет карлик, приближаясь к нам и беззастенчиво, несколько даже демонстративно разглядывая.

Стоим, по мере сил прикрываясь ладошками, дрожим, молчим и молимся.

Потянувшись, Господин Кнут бесцеремонно щиплет меня за сосок, от холода карандашом выглядывающий в сгибе руки, и поворачивается к Нинке. Подруга нервно сглатывает.

– Чистенькая, розовенькая, – облизывает губы карлик. Его пальцы скользят ласкающими движениями по рукояти плети. – А везде ли ты, девица красная, хорошо мылась?