Бернар Миньер - Круг

— Садитесь.

Лаказ прошел за свой стол и тяжело опустился в кожаное кресло. Стул, предложенный Сервасу, был сделан из хромированных трубок и тонкой кожи.

— Никто не предупредил меня о вашем визите, — сказал депутат, утратив всю свою учтивость.

— Это экспромт.

— Ясно. И что же вам нужно?

— Вы сами знаете.

— Ближе к делу, майор.

— Клер Дьемар была вашей любовницей.

Лаказ не сумел скрыть удивления: Сервас не спрашивал — утверждал.

— Кто вам сказал?

— Ее ноутбук. Кто-то не поленился и тщательно вычистил оба почтовых ящика — рабочий и домашний. Глупый и бессмысленный поступок, если хотите знать мое мнение.

Взгляд Лаказа выражал полнейшее недоумение. Ни в чем не виноват или безупречно притворяется?

— «Тома девятьсот девяносто девять» — это вы, так ведь? Вы с Клер обменивались страстными мейлами.

— Я ее любил.

Ответ, короткий и прямой, застал Серваса врасплох. Судя по всему, Лаказ практикует откровенность во всех областях жизни. Искренний политик? Мартен был не настолько наивен, чтобы поверить в существование хотя бы одного подобного субъекта.

— А как же ваша жена?

— Сюзанна больна. Я люблю жену, майор. И Клер любил. Полагаю, вам трудно это понять.

Все та же пресловутая откровенность. Сервас никогда не доверял людям, бравирующим своей правдивостью.

— Вы «обнулили» почту Клер Дьемар?

— О чем вы говорите?

— Ответьте на вопрос.

— Я не понимаю, о чем вы.

— Ладно. Тогда ответьте на сакраментальный вопрос.

— Вы шутите, майор?

— Вовсе нет.

— Я не обязан ничего говорить.

— Конечно, но мне бы очень хотелось услышать ваш ответ.

— Разве вы не должны были запросить санкцию у судьи, прежде чем беспокоить нас с женой в столь поздний час? Думаю, вы слышали о депутатской неприкосновенности?

— Конечно.

— Значит, вы беседуете со мной как со свидетелем?

— Именно так. Небольшая дружеская беседа…

— Которую я могу в любой момент прервать?

Сыщик кивнул.

Политик выдохнул и откинулся на спинку кресла.

— Назовите время.

— Пятница. Между семью тридцатью и девятью тридцатью вечера.

— Я был здесь.

— Один?

— С Сюзанной. Мы смотрели фильм. Она, знаете ли, любит американские комедии пятидесятых годов. В последнее время я делаю все, чтобы ее жизнь стала хоть чуточку… терпимей. В пятницу… подождите, сейчас… кажется, мы смотрели «Римские каникулы», но лучше уточнить у Сюзанны. Если возникнет необходимость, она даст свидетельские показания… Но пока речь об этом не идет, не так ли?

— Пока — нет.

— Я так и думал.

Они напоминали двух боксеров на взвешивании. Лаказ оценивал сыщика, примеривался к нему. Политику нравилось иметь дело с равными противниками.

— Расскажите мне о ней.

Сервас намеренно выбрал местоимение. Он знал — по собственному опыту, — какую странную реакцию может спровоцировать слово в мозгу влюбленного мужчины.

Взгляд Лаказа затуманился. Туше́. Боксер пропустил удар.

— О господи… она… она… то, что говорят, правда? — Депутат пытался подобрать слова. — Что она умерла… что ее связали… утопили… О черт, меня сейчас вырвет!

Депутат вскочил и кинулся к двери, но опомнился и застыл в центре комнаты, как боксер, рухнувший на канаты после пропущенного удара, потом вернулся и сел в кресло. «Не хватает только ведра с водой и секунданта с полотенцем…» — подумал Мартен.

— Прошу прощения. Нервы… — Лицо депутата стало землисто-серым, на лбу выступила испарина.

— Да, — мягко произнес Сервас, отвечая на вопрос собеседника. — Всё правда.

Лаказ так низко опустил голову, что почти коснулся лбом бювара. Он поставил локти на письменный стол и прикрыл затылок сплетенными пальцами.

— Клер… господи, Клер… Клер… Клер…

Горестный стон депутата поставил Серваса в тупик. Одно из двух: либо этот тип и правда был безумно влюблен в убитую, либо он самый гениальный лицедей в мире. Похоже, ему плевать, видит его сейчас кто-нибудь или нет.

Внезапно он распрямился и впился в сыщика взглядом покрасневших глаз.

— Это сделал мальчишка?

— Сожалею, на этот вопрос я ответить не могу.

— Но у вас хотя бы есть версия? — умоляющим тоном спросил Лаказ.

Майор кивнул, хотя в глубине души уже ни в чем не был уверен.

— Я сделаю все, чтобы помочь вам, — произнес депутат, беря себя в руки. — Хочу, чтобы вы поймали ублюдка, который это сделал.

— Тогда ответьте на мои вопросы.

— Спрашивайте.

— Расскажите мне о ней.

Лаказ сделал глубокий вдох, как измочаленный боксер перед финальным раундом, и начал рассказывать:

— Она была очень умной. Блестящей. Талантливой. Из тех, кого называют «любимцами богов».

«Боги хранили свою любимицу только до вечера пятницы», — подумал Сервас.

— Как вы познакомились?

Лаказ рассказал и об этом. В деталях. С непритворным волнением, но не без самолюбования. Его пригласили в лицей. Став депутатом Национального собрания от Марсака, он бывает там каждый год, знает всех преподавателей и сотрудников. Подготовительное отделение — одна из визитных карточек города, оно притягивает лучших студентов со всей провинции. На этой ежегодной встрече ему представили новую преподавательницу древних языков и античных культур. Между ними сразу проскочила искра. Они разговаривали, пили вино. Она рассказала, что раньше преподавала французский и латынь в коллеже, потом выиграла общенациональный конкурс на замещение должности преподавателя лицея, после чего ей и предложили это престижное место. Он сразу понял, что у Клер никого нет и она нуждается в человеке, который поможет ей начать новую жизнь в новом профессиональном окружении. Не понял — интуитивно почувствовал, поправил себя депутат, добавив, что унаследовал этот дар от отца, сенатора Лаказа. Он был уверен, что у их истории будет продолжение, и это произошло два дня спустя, когда они встретились на мойке машин и отправились прямиком в отель. Там все и началось.

— Ваша жена уже болела?

Лаказ вздрогнул, как от пощечины.

— Нет.

— Что было потом?

— Обычная история. Мы влюбились. Я публичный человек, приходилось соблюдать осторожность. Было тяжело, хотелось рассказать о нашей любви всему свету.

— Она просила вас уйти из семьи, а вы не хотели, так?

— Нет. Вы ошибаетесь, майор. Я хотел бросить Сюзанну. А Клер была против. Говорила, что не готова, что это разрушит мою карьеру. Она отказывалась взваливать на себя ответственность, не зная, захочет ли разделить со мной жизнь.

Сервас уловил нотки сожаления в голосе политика.

— Потом Сюзанна заболела, и все изменилось. — Лаказ посмотрел на сыщика — в его глазах были бесконечная печаль и боль. — Жена сочла нужным высказаться предельно откровенно: у меня есть призвание и судьба, а Клер эгоцентрична, сосредоточена на себе и не поможет мне реализоваться. Она принадлежит к тому типу женщин, которые никогда ничего не отдают, но высасывают из других жизненную силу, чтобы подпитать себя. Сюзанна взяла с меня обещание… что, если ее не станет… я не отрекусь от своего будущего ради… ради той…