Бернар Миньер - Круг

— Советую исключить из вашего лексикона выражения «по моему мнению» и «я полагаю», — отчитал он собеседника. — Избиратели не любят «мнений» — они предпочитают действия и факты.

Глава парламентской фракции хотел было возразить, но сдержался. Он был достаточно опытным политиком и знал, когда следует промолчать.

— Что нам известно об этом сыщике?

— Полтора года назад именно он свалил Эрика Ломбара.

На другом конце провода наступила тишина. Министр размышлял. Он взглянул на часы — без двенадцати полночь — и объявил:

— Я звоню в Министерство юстиции. Нужно во что бы то ни стало сохранить контроль над этой историей, пока она нас не похоронила. Вызовите Лаказа. Пусть приедет завтра, не откладывая. Мне плевать на его планы, пусть выкручивается.

Он повесил трубку, не дожидаясь ответа. Нашел номер женщины, занимавшей высокий пост в руководстве Минюста. Она должна как можно быстрее навести справки о следователях и прокурорах, ведущих расследование. На короткое мгновение он пожалел о временах «телефонного права», когда можно было замять любое дело, а жизнь первого сыщика Франции состояла из нелегальной прослушки, доносов на соперников и подлых приемчиков. Жаль, что нельзя это вернуть. Сегодня мелкие следаки повсюду суют свой нос, так что придется быть крайне острожным.

Сервас взглянул на часы на приборной доске. 00.20. Возможно, еще не слишком поздно. Стоит ли являться вот так, без предупреждения? Сыщику снова почудился аромат Марианны — он ощутил его в субботу вечером, когда она его поцеловала. Сервас принял решение и, оставив Марсак за спиной, поехал через леса, а на ближайшем перекрестке повернул налево, в поля. Дорога привела его прямо к озеру. Дом Марианны был первым на северном берегу, в окнах первого этажа горел свет. Она не спит. Сервас доехал до ворот и остановился.

— Это я, — сказал майор, надавив на кнопку и услышав потрескивание домофона.

«Сердце бьется слишком быстро», — машинально подумал он.

Никто не ответил, но раздался щелчок, и ворота медленно открылись. Сервас вернулся за руль. Шины шуршали по гравию, фары выхватывали из темноты нижние лапы сосен. Никто не смотрел на него из окна, но входная дверь на высоком крыльце была открыта.

Мартен захлопнул ее за собой и пошел на звук работающего телевизора. Марианна сидела с ногами в подушках на диване песочного цвета и смотрела какую-то литературную викторину. Она поднялась ему навстречу с бокалом вина в руке.

— «Канноно ди Сарденья», — сказала она. — Будешь?

Сервас никогда не слышал об этом вине. Марианна не выглядела удивленной поздним визитом. Она была в атласной пижамке ярко-лазоревого цвета, подчеркивавшего красоту золотистых волос, светлых глаз и загорелых ног. Мартен не мог не восхищаться этой женщиной.

— С удовольствием.

Марианна достала из бара большой бокал, поставила на журнальный столик и наполнила на треть. Вино оказалось хорошим, но слишком густым и пряным — на вкус Серваса. Впрочем, тонким знатоком вин он никогда не был. Марианна убрала звук, но телевизор выключать не стала. «Синдром одиночки, — подумал сыщик. — Обеспечивает эффект присутствия». Марианна выглядела обессилевшей и печальной, под глазами залегли тени, она не накрасилась, но от этого казалась еще соблазнительней. Аодаган прав — Марианна всегда была несравненно хороша. Явись она в таком виде на вечеринку, затмила бы всех женщин, несмотря на их драгоценности, платья от-кутюр и парикмахерские ухищрения.

Она села, и он без сил рухнул рядом.

— Зачем ты приехал? — спросила она и, не дав Сервасу времени ответить, воскликнула: — Черт, Мартен, у тебя кровь в волосах и на воротнике! — Наклонилась и начала осторожно перебирать ему волосы. — Рана очень нехорошая… Нужно ехать к врачу. Что произошло?

Сервас глотнул вина и объяснил. Он знал — если продолжит в том же темпе, очень быстро опьянеет: на этикетке была указана крепость 14°… Он рассказал Марианне о видеозаписях из банка, о втором силуэте, об отвлекшем его шуме, о погоне на крыше.

— Означает ли это, что… что человек на записи и есть настоящий преступник?

Майор уловил в ее голосе надежду. Безграничную, всепоглощающую.

— Возможно, — осторожно ответил он.

Марианна ничего не сказала — сейчас ее больше волновала рана у него на голове.

— Это нельзя так оставлять… Нужно тебя заштопать.

— Марианна…

Она вышла и через пять минут вернулась с ватой, спиртом и коробкой стерильных пластырей.

— Ничего не выйдет, если не побриться налысо, — пошутил Сервас.

— Почему бы и нет?

Сервас понял, что ей необходимо действовать, думать о ком-нибудь, кроме Юго, отвлечься хоть ненадолго. Марианна прижала к ране тампон со спиртом, надавила, и Мартен вздрогнул от боли; потом она вытащила из коробки пластырь, содрала зубами защитную пленку и попыталась прилепить его, соединив концы раны. Затея провалилась.

— Пожалуй, ты прав, придется тебя побрить.

— Ни за что.

— Дай взглянуть еще раз.

Она была рядом. Близко. Слишком близко… Он вдруг осознал, что их разделяет только тонкая атласная пижама на ее теплом загорелом теле. Увидел — как будто впервые — большой, почти мужской рот. Когда-то это их очень веселило, они говорили: «Наши рты нашли друг друга ». Марианна начала ласкать его затылок… Сервас повернул голову.

Увидел ее глаза, уловил их блеск.

Он знал — сейчас неподходящий момент, им не следует… Прошлое останется прошлым. Никому еще не удавалось вернуть свое прошлое. Особенно такое, как у них. Невозможно. Если они попытаются, воспоминания утратят былую магию. Он еще может все остановить, это будет правильно.

Но волна желания уже захлестнула его. Пальцы Марианны скользнули по волосам Серваса, как ручейки, и несколько секунд он мог видеть только ее лицо и распахнутые, сверкающие, как озерная вода в лунном свете, глаза. Она поцеловала его в уголки губ, обняла, обвив руками спину, и тишина вокруг них сгустилась. Они поцеловались. Обменялись взглядами. Снова поцеловались. Словно пытались удостовериться в реальности происходящего и подлинности обоюдного желания. Сами собой вернулись былые жесты, то, как они занимались любовью в молодости: долгие поцелуи с закрытыми глазами, отказ от себя, взаимопроникновение. Бывшая жена Серваса Александра всегда «застревала на пороге», потому что хотела доминировать даже в постели. Мартен и с закрытыми глазами мог узнать язык Марианны, ее рот и эти поцелуи. Их рты и вправду нашли друг друга. У Серваса были другие женщины — после Марианны и даже после Александры, — но ни с одной из них не возникало такого чувства сопричастности и взаимодополняемости.

Сервас торопливо раздевал Марианну, узнавая все, что когда-то так возбуждало его, — золотистое руно на лобке, длинную шею, широкие плечи, соски, родинку, тонкую талию и хрупкие руки, крепкие бедра, сильные ноги и мускулистый, как у юного атлета, живот. Узнал он и это потрясающее движение, когда она выгнулась, подалась ему навстречу, прижалась влажным лоном. Сервас осознал, что воспоминания об этой женщине никуда не уходили, они дремали в подсознании, ожидая возрождения. Ему показалось, что он вернулся домой.