Клер Макинтош - Личный мотив

Я прикусываю нижнюю губу и тут понимаю, что на самом деле будет еще хуже, намного хуже. Желудок мой сжимается от страха, и впервые я задумываюсь, смогу ли это вынести. Но потом я напоминаю себе, что пережила вещи и похуже.

– Ремень… – говорит сержант-тюремщик, протягивая прозрачный пластиковый пакет.

– Простите?

Он говорит со мной так, будто мне знакомы правила, и я совершенно теряюсь.

– Ваш ремень. Снимите его. На вас есть драгоценности?

Он начинает терять терпение, и я лихорадочно вожусь с ремнем, вытаскивая его из петелек джинсов и засовывая в пакет.

– Нет, драгоценностей нет.

– Обручальное кольцо?

Я мотаю головой, инстинктивно прикасаясь к едва различимому следу на безымянном пальце. ДК Эванс осматривает мою сумочку. Там нет ничего особо личного, но ощущение все равно такое, будто грабитель роется в моем доме. На стойку выкатывается тампон.

– Вам это нужно? – спрашивает она.

Сказано это обыденным тоном, и ни ДИ Стивенс, ни сержант из изолятора ничего не говорят, но я все равно густо краснею.

– Нет.

Она бросает его в пластиковый пакет, после чего открывает мой кошелек, достает оттуда несколько карточек и откладывает в сторону монеты. Только тут я замечаю бледно-голубую визитку, которая лежит среди квитанций и кредиток. Мне кажется, что в комнате наступает мертвая тишина, и я практически слышу, как в груди стучит сердце. Я краем глаза поглядываю на ДК Эванс и вижу, что она перестала писать и смотрит прямо на меня. Мне не хочется на нее смотреть, но я не могу отвести взгляд в сторону.

Оставь ее, мысленно прошу я, просто не трогай!

Медленно и неохотно она поднимает карточку и начинает разглядывать. Я думаю, что она хочет что-то спросить у меня, но потом просто вносит ее в бланк описи и бросает в пластиковый пакет с остальными моими вещами. Я незаметно вздыхаю с облегчением.

Я пытаюсь сосредоточиться на том, что мне говорит сержант, но теряюсь в нудном перечне своих прав и обязанностей. Нет, я никого не хочу извещать, что нахожусь здесь. Нет, я не хочу адвоката…

– Вы в этом уверены? – прерывает меня ДИ Стивенс. – Пока вы здесь находитесь, вы имеете право на бесплатную юридическую помощь.

– Мне не нужен адвокат, – говорю я совсем тихо. – Это сделала я.

Наступает молчание. Трое полицейских переглядываются.

– Подпишите здесь, – говорит сержант, – и еще здесь, здесь и здесь.

Я беру ручку и коряво вывожу свое имя в местах, отмеченных жирными черными крестиками.

Сержант поднимает глаза на ДИ Стивенса.

– Отсюда прямо на допрос?

В комнате для допросов душно и висит застоявшийся запах табака, несмотря на полуотклеившийся стикер «Не курить» на стене. ДИ Стивенс жестом показывает, куда я должна сесть. Я пытаюсь придвинуть стул ближе к столу, но оказывается, что он тоже прикручен к полу. На поверхности стола кто-то шариковой ручкой нацарапал ругательства. ДИ Стивенс щелкает выключателем на черной коробочке на стене позади себя, и раздается противный писк ожившего микрофона.

Он откашливается.

– Сейчас двадцать два сорок пять, вторник, второе января две тысячи четырнадцатого года, и мы находимся в допросной номер три Бристольского управления полиции. Я детектив-инспектор Стивенс, личный номер 431, со мной детектив-констебль Кейт Эванс, личный номер 3908. – Он смотрит на меня. – Назовите, пожалуйста, свое имя и дату рождения для протокола допроса.

Я судорожно сглатываю и пытаюсь заставить язык двигаться.

– Дженна Элис Грей, двадцать восьмое августа тысяча девятьсот семьдесят шестого года.

Он говорит о серьезности обвинений против меня, о последствиях наезда на человека и моего бегства с места происшествия для семьи пострадавшего и всего общества, а я позволяю его словам обтекать меня. Он не говорит ничего такого, чего бы я не знала сама, и он не может усугубить бремя вины, которое я уже и так несу.

Наконец наступает моя очередь.

Я говорю тихо, не отрывая глаз от находящегося между нами стола, и надеюсь, что он не будет меня перебивать. Я хочу высказать все одним махом.

– Это был тяжелый, долгий день. Я проводила выставку на другом конце Бристоля и очень устала. Шел дождь, и видно было плохо.

Я стараюсь говорить размеренно и спокойно. Я хочу объяснить, как это произошло, но не хочу сбиваться на оправдания – да и как можно оправдать то, что случилось потом? Я много раз обдумывала, что буду говорить, если до этого когда-нибудь дойдет, но сейчас, когда я здесь, все слова кажутся неуклюжими и неискренними.

– Он появился из ниоткуда, – говорю я. – Дорога только что была чистой, и тут вдруг совсем близко возник он, бегущий через улицу. Этот маленький мальчик в синей вязаной шапочке и красных рукавицах… Было слишком поздно… слишком поздно что-то делать.

Я обеими руками цепляюсь за край стола, пытаясь таким образом удержаться за настоящее, в то время как власть надо мной грозит захватить прошлое. Я слышу визг тормозов, чувствую едкий запах паленой резины на мокром асфальте… Когда Джейкоб ударяется о ветровое стекло, он на мгновение оказывается совсем близко от меня. Я могла бы протянуть руку и прикоснуться к его лицу через стекло. Но он ускользает от меня и, перевернувшись в воздухе, тяжело падает на дорогу. Только после этого я замечаю его мать, склонившуюся над безжизненным телом и пытающуюся прощупать пульс. Ей это не удается, и она пронзительно кричит – это первобытный вопль, забравший весь воздух, до последней капли, из ее легких. Через разбитое и залитое дождем ветровое стекло я с ужасом вижу, как под головой мальчика, окрашивая мокрую дорогу, расплывается лужа крови, пока асфальт не начинает отсвечивать красным в лучах фар.

– Но почему вы не остановились? Не вышли? Не позвали на помощь?

Усилием воли я возвращаю себя в допросную и широко открытыми глазами непонимающе смотрю на ДИ Стивенса. Я почти забыла о его присутствии.

– Я не могла.

– Разумеется, она могла остановиться! – с жаром заявила Кейт, вышагивая туда и обратно между своим письменным столом и окном. – Она такая холодная – у меня от нее просто мурашки по телу.

– Может, ты сядешь наконец? – Рей допил кофе и подавил зевок. – Ты своей беготней выматываешь меня еще больше.

Было уже за полночь, когда Рей и Кейт неохотно прекратили допрос и отпустили Дженну немного поспать.

Кейт села.

– Как вы думаете, почему она так легко во всем созналась – сейчас, когда прошел целый год?

– Не знаю, – ответил Рей, откидываясь на спинку стула и кладя ноги на стол Стампи. – Здесь что-то не совсем сходится.

– В смысле?

Рей покачал головой.

– Ощущение такое. Наверное, я просто устал.

Дверь открылась, и в офис вошел Стампи.