Юхан Теорин - Призрак кургана

Паулина целеустремленно шагала рядом.

– Что это было? – шепотом спросила Лиза.

Та не ответила.

В воздухе запахло гарью. Лиза обернулась и увидела, как медленно, словно в съемке рапидом, обрушилась крыша виллы Клоссов.

Стояла непроглядная тьма. В поселке ни единого огонька – видно, оборвало какой-то кабель. Она не видела даже собственных ног и чуть не упала, споткнувшись то ли о камень, то ли о корень.

Стало так тихо, что Лиза решила: ей заложило уши. Но в голове по-прежнему металось эхо чудовищного взрыва.

– Паулина, – задыхаясь, спросила она. – Что случилось?

Та повернула к ней голову и спокойно произнесла одно только слово:

– Аммонал.

Советский Союз рухнул как карточный домик, и Арон не узнавал свою вторую родину Падению коммунистической власти он не особенно удивился. Уже в конце восьмидесятых было ясно, что так продолжаться не может. Столицу было не узнать – грязный, темный город, повсюду длинные, мрачные, сварливые очереди, в них то и дело вспыхивали ссоры, а то и драки. Очереди за всем – за хлебом, молоком, яйцами, водкой. Лаже за детским питанием. Они с Милой как-то справлялись – оба получали спецпайки. Она – как военный медик, он – как ветеран КГБ. Но все равно было трудно – на паек месяц не проживешь, надо стоять в очередях.

Потом все изменилось. Одна за другой отвалились страны Варшавского блока, потом рухнул и Союз. Он с презрением выслушивал сплетни, как сотрудники внешней разведки бывшего КГБ СССР стояли в очереди в иностранные посольства, торгуя государственными тайнами бывшего Союза. Собственно, юридически они были неприкасаемы – такой страны больше не существовало, но он их все равно осуждал. Где же патриотизм бойцов невидимого фронта? А может, и вранье все это. От зависти.

Раньше в Москве не было нищих – за этим следила милиция, к тому же нищие подпадали под закон об уголовной ответственности за тунеядство. Этот закон использовался в СССР очень широко, в том числе и для преследования нигде официально не работающих диссидентов. Такие процессы были и в шестидесятых, когда он еще служил в органах. А теперь он то и дело натыкался на попрошаек, и его каждый раз передергивало от омерзения.

Повсюду как грибы, выросли неопрятные яркие ларьки, где торговали внезапно разрешенным импортом. Появились две новые категории граждан. Они с Милой условно называли их «малиновые пиджаки» и «спортсмены», потому что все эти здоровенные парни с накачанными шеями носили разноцветные спортивные костюмы – как правило, югославского производства.

Малиновые пиджаки дружно надевали те, кто добился какого-никакого финансового успеха. «Спортсмены» работали у них телохранителями. Пиджаки называли их «шестерками», почему – неизвестно; Арон иногда чувствовал, что русский язык для него не родной. И нельзя сказать, чтобы это была пустая мера – обзаводиться телохранителями: то и дело возникали кровавые финансовые разборки. Сначала с ножами, потом с неизвестно откуда взявшимся огнестрельным оружием. Впрочем, почему не известно – оружием торговали солдаты и офицеры поспешно и беспорядочно выведенных из Восточной Европы войск. Убитые в разборках исчислялись десятками тысяч, как говорилось в сводках органов безопасности, которые Арон, то есть Влад, до сих пор получал.

Оказалось, что едва ли не все бескорыстные советские патриоты на самом деле одержимы деньгами. Все говорили только о деньгах. Ни о чем другом.

К концу тысячелетия как-то все утряслось. Стали исчезать «дикие» рынки, появилось много богатых людей – миллионеров и даже миллиардеров. Вокруг его родной Лубянки, где еще в девяносто первом снесли памятник великому Дзержинскому появилось не менее десятка ночных клубов. Малиновые пиджаки переоделись в костюмы от Кардена и галстуки «Бриони». Они подъезжали на двенадцатицилиндровых «мерседесах» в сопровождении джипов, набитых бывшими «шестерками», – теперь и «шестерки» носили черные костюмы и галстуки. На боссах, как правило, висели беспричинно хихикающие юные девочки в обтягивающих маленьких платьях и на высоченных шпильках.

Арон почти не выходил из дому чтобы не раздражаться. Прежняя Москва исчезла. Это был чужой город. Чужой и враждебный.

Мила тоже почти перестала встречаться со своими подругами, но по другой причине. Ей становилось все хуже, она задыхалась. По ночам Арон, сжимая кулаки, прислушивался к ее хриплому, со свистом дыханию.

Они пошли в поликлинику. Врач послушал ее, постучал пальцами по спине и груди, покачал головой и выписал направление в госпиталь. Там она пролежала три дня. Делались какие-то тесты, рентген, еще что-то…

На третий день его пригласил заведующий отделением.

– Ваша жена завзятая курильщица? – спросил пожилой опрятный доктор. Лаже не спросил, а произнес утвердительно, как нечто само собой разумеющееся.

– Ничего подобного. Она никогда не курила. Я думаю, она отравилась при взрыве ракетного топлива. – И он рассказал про аварию шестидесятого года, которая, впрочем, давно перестала быть государственным секретом.

Врач опустил голову – он понял.

– Ракетное топливо очень ядовито, особенно для органов дыхания, – задумчиво сказал он. – Настоящее БОВ.

– А что это – БОВ? – Почему-то у Арона мелькнуло в голове, что врач учит шведский язык. По-шведски bov – преступник. Хотя произносится не «бов», а «був».

– БОВ? – Врач удивился его необразованности. – Боевые отравляющие вещества… к сожалению, порадовать вас не могу. У вашей жены тяжелая эмфизема легких. Эта болезнь пока неизлечима.

– Неизлечима… – У Арона в груди мгновенно вырос ледяной ком и начал медленно опускаться в живот.

– Нет-нет, – поспешно сказал врач. – Это вовсе не приговор. Это не значит, что она обречена на скорую гибель. Правильно подобранными лекарствами и ингаляциями можно не только улучшить ее состояние, но и поддерживать много лет. И кислород… сейчас у нее период обострения, поэтому нужно постоянно давать ей дышать кислородом. К сожалению, наши ресурсы не позволяют… вам лучше обратиться в частную клинику.

Частную клинику… лечение в частной клинике стоит денег. Много денег. Ла и не только в частной. Он слышал истории, как работники «скорой помощи» вымогали деньги у инфарктников и пострадавших в дорожных авариях.

– Аза границей? Допустим… в Швеции?

Врач посмотрел на него с удивлением:

– В Швеции? В Швеции хорошее здравоохранение. Мы пока не достигли этого уровня. Ничего удивительного – Швеция уже чуть не двести лет ни с кем не воевала, а мы только и делаем, что воюем. И здравоохранение там практически бесплатное. Правда, только для граждан страны. Но все равно наверняка дешевле, чем в Москве. Из Москвы, у кого есть деньги, уезжают лечиться за границу. Кто в Германию, кто в Израиль… кто куда. – Врач ни с того ни с сего улыбнулся.