Юхан Теорин - Призрак кургана

Полина повернулась к Лизе и что-то сунула в ее дрожащую руку.

– Не Поулина, а Полина. Уезжай, – сказала она. – Уезжай поскорее домой.

И пошла к машине. Водитель потянулся и открыл ей дверцу В машине зажегся свет, и она его узнала.

Это был тот самый старик. Арон Фред. Он устало улыбнулся Полине, а она погладила его по щеке.

«Форд» развернулся. Проехал мимо ресторана – к выезду на шоссе.

Лиза осталась одна. Из кемперов один за другим вылезали отдыхающие и недоуменно спрашивали друг друга – что это был за грохот?

Она разжала ладонь – там лежал толстый, сантиметров пять, рулон шведских купюр по пятьсот крон.

Прижала руку к груди и подумала про отца. Про Силаса. Силасу нужны деньги. Ему нужны деньги, и это не кончится никогда.

Она сунула деньги в карман и пошла, ускоряя шаг, к кемперу Быстро собраться, покидать все – одежду гитару, диски – в машину и поскорее исчезнуть.

Полина была права. Надо исчезнуть до того, как появится полиция.

Арон остановил машину, и они поменялись местами. Он задержался немного и посмотрел на залив.

Темно. После драки с Кентом Клоссом и взрыва голова была сама не своя. Слух вроде бы не пострадал.

– Курган Клоссов накрылся, – сказал он по-русски. – Сама знаешь чем. И дом. И сарай на пляже.

– Я думала, ты погиб, папа… – прижалась к нему Полина. – Ты был так близко к бункеру…

– Я живучий, – улыбнулся Арон.

– А он?

Он. Арон за лето несколько раз тайно встречался с дочерью, но Полина ни разу не назвала Кента и Веронику Клосс по имени. Он и она.

– Нет. Он не такой живучий.

– Зато она… она очень даже живучая. Ведь она сидела в катере, ждала, пока Кент притащит твой труп. Они все спланировали. У него был пистолет…

– Я знаю. Это мой пистолет.

– Я слышала, как уходил катер.

– Значит, она осталась жива… Вероника?

– Да. Я слышала, как уходил катер.

Он несколько секунд помолчал, потом кивнул:

– Поехали.

Она выехала на шоссе и свернула на север. Не на юг, где с острова на континент переброшен мост, а на север. Туда, где остров заканчивался остроконечным мысом.

Навстречу не попалось ни одной машины. Когда дорога стала уже, Полина свернула на посыпанный утрамбованным гравием проселок. Остановилась в сосновых посадках и погасила фары.

Было уже почти два часа ночи. Она еще с вечера перенесла все свое имущество из кемпера в багажник. Достала одеяла и опустила сиденье в лежачее положение.

Только когда Арон улегся на сиденье, он понял, насколько устал. Все тело после драки на скалах ныло и саднило.

Они молчали довольно долго.

– А дети? – тихо спросила Полина. – Дети-то ни при чем. Они не должны страдать от подлости взрослых. Ты ведь это понимаешь?

Арон продолжал молчать. Это была идея дочери – заблаговременно вывезти детей с виллы. Она проникла в их домики и усыпила хлороформом.

А потом сообщила отцу код отключения сигнализации.

– Я понимаю.

Лети… сколько детей он сделал несчастными в тридцатые годы… восемнадцати-, семнадцатилетние… иногда еще моложе. Применял «особые методы», выбивал признания, отправлял в лагеря… А сколько детей он, не моргнув глазом, оставил сиротами…

– Где ты их запер? Детей?

– На западном берегу. В рыбарне Валла.

Полина кивнула:

– Завтра позвоним и расскажем, где они. И с моей подругой все в порядке.

– Какая еще подруга?

– Ее зовут Лиза…

В ночном лесу было тихо, безветренно и совсем не страшно. Сосны высились, как колонны в храме, в их кронах перешептывались ангелы.

Буквально через несколько секунд Арон услышал ровное, легкое дыхание дочери.

Но сам он заснуть не мог – никак не мог найти удобное положение. Где-то, то ли в животе, то ли в пояснице, пульсировала тупая боль.

В конце концов он все же задремал, потому что, когда открыл глаза, низкое солнце светило ему прямо в лицо. Сухая хвоя на лужайках между соснами стала огненно-оранжевой, будто раскаленной. Начинался еще один жаркий летний день. Полина, не просыпаясь, повернулась на другой бок.

Он прищурился и начал медленно застегивать рубашку.

Наконец и Полина проснулась. Посмотрела на отца еще слепыми спросонья топазовыми глазами и сказала по-русски:

– С добрым утром.

Протерла глаза, отпила немного воды из бутылки. И повернула ключ.

В Бюкселькруке на горизонте опять появилась сверкающая полоса моря. Они остановились около отеля в гавани – выпить кофе. Официантка, почти не глядя на них, принесла заказ.

Их уже наверняка разыскивают. Вероника, конечно, сообщила в полицию. Но полицейских на острове было слишком мало, чтобы ловить преступников. Поэтому все силы наверняка брошены в Боргхольм. Кальмарский мост, скорее всего, перекрыт.

Внизу, в гавани, Полина увидела телефон-автомат:

– Иди и позвони ей, папа. Расскажи, где искать детей.

Он кивнул, пошел в будку приложил к уху трубку и набрал несколько произвольных цифр. Но не шесть, а пять.

Он не мог понять, откуда эта странная боль. Посмотрел на живот – фланелевая рубашка разорвана. Совсем небольшая дырка, а вокруг – запекшаяся кровь. Свободной рукой приподнял рубашку и посмотрел на живот. На самом верху, в подреберье, – круглая кровоточащая ранка. Потрогал – и ему показалось, что нащупал кусочек свинца.

Значит, первый выстрел Кента Клосса все же попал в цель.

Он сделал вид, что говорит по телефону – очень коротко. Чтобы сообщить Веронике, где дети, много времени не надо. Повесил трубку и пошел к машине.

Достал аптечку и заклеил ранку хирургическим пластырем. Лома он никогда не возил с собой аптечку, но на острове… он прекрасно понимал, что на острове аптечка может пригодиться.

Итак, его подстрелили. Первый раз в жизни. В этом есть что-то комичное, решил он. Обойдется.

Живот болел по-прежнему, но Полине знать не обязательно.

Она допила кофе и вернулась к машине.

– Порядок, – сказал он.

Полина снова завела машину, и они двинулись к конечной цели. Гавань в Наббелунде, откуда ходили регулярные паромы на Готланд, была совсем недалеко.

– А что ты сделал с оружием?

Арон молча мотнул головой в сторону багажника.

Холщовая сумка, еще вчера набитая шашками аммонала, была почти пуста.

– Выброшу в море.

Большой залив Гранкуллавикен почти со всех сторон окружен сушей. Если бы не узкая горловина на севере, соединяющая залив с морем, его можно было бы считать озером. В залив вдавалось бесчисленное количество густо поросших лесом мысков, тут и там попадались маленькие острова. У самого входа в лагуну стоял большой маяк по прозвищу Эрик – предупреждал лоцманов о меляках. Многие называли залив лагуной – и не без оснований: несмотря на величину, Гранкуллавикен очень неглубок.