Илья Бушмин - Анабиоз

Чувствуя, как к горлу подкатывает комок, я стиснул кулаки и с огромным трудом заставил себя собраться. Нельзя раскисать. Именно так человек теряет волю. А мне воля была ой как нужна. Сейчас воля – единственное, что у меня вообще было.

Старуха-конкурентка, воспользовавшись тем, что никого из желающих расстаться с деньгами сердобольных горожан поблизости не было, вскочила, выгребла все деньги из пакета и исчезла за углом ближайшего жилого дома. Вернулась она минут через пять. Выглянула, увидела, что все спокойно, и прогулочным шагом, едва не приплясывая – старуха была энергичной – направилась к своему боевому посту. В одной руке она держала откусанный чебурек, во второй коробочку сока.

Перерыв на обед.

Я люто хотел жрать, но отвлекаться и уходить не собирался.

Поднявшись, я направился к конкурентке. Она застыла, работали лишь челюсти и осоловелые глазки, которыми она буравила меня.

– Чего?

– Эти тоже Кирюхе платят? – я кивнул на безрукого и слепую.

– Что ты! – отмахнулась чебуреком старуха. – Они его с потрохами. Я плачу, а они принадлежат. Понимаешь?

Рабы. Таксист был прав.

– Принадлежат?

– Он их вечером забирает, а утром привозит, – зашептала старуха, приблизившись. Из ее рта летели крошки теста и мяса. – Ночуют шут знает где, но лучше и не знать энтова. Все, что они здеся насобирают, Кирюха забирает себе. Егошние они полностью, понимаешь, дурачок?

В этот раз дурачка я проглотил. Старуха была мне нужна. Я выудил из кармана своего дичайшего в мире пиджака листовку с фотографией Сергея и показал ей.

– Видела его здесь?

Старуха моргнула. Откусила чебурек.

– Похож вроде.

Внутри у меня похолодело. Несмотря на то, что я морально старался подготовиться к этому, теплилась надежда, что Сергей избежал этой участи. Сейчас надежда рассыпалась.

– Он без ног? И… без глаз?

– Вот прям описал, – заверила старуха.

Проклятье. Сергей…

– А сейчас он где? Когда его привозят – не каждый день?

– Никого не каждый день. Это я тут ударница, потому что на себя работаю. А этих доходяг Кирюха как перчатки меняет. Сегодня один, завтра другой. – она прищурилась, потягивая сок через соломинку. – А тебе-то что? Зачем ищешь? Почему, так сказать, спрашиваешь?

– Последний раз ты когда его видела? – я ткнул листовку ей под нос.

– Да не тычь ты! Пару дней назад. Значица, завтра или послезавтра опять привезут, – старуха снова мерзко захихикала. – У них посменная работа. Сутки через двое-трое. Ой, клиенты!

Она встрепенулась, завидев силуэт на горизонте. И прыгнула к своему лежбищу.

Я сидел в тени дерева и мычал, изображая нищего, сучащего ручкой заику-погорельца, когда мимо проходили люди. А мой мозг в это время рисовал картины, одна ужаснее и безумнее другой. Эти картины стояли перед глазами, а душа рвалась наружу от боли и отчаяния.

Знаете, что чувствует человек, соприкасаясь с таким? С тем, что можно назвать злом в его чистом виде? Не знаете? Тогда вам чертовски повезло. Лучше и не знать. Никогда.

…Синий фургон подъехал часам к пяти вечера. Он свернул с улицы на асфальтовую подъездную полосу к собору и медленно пополз к нам. Конкурентка бойко вскочила, загадочно поглядывая на меня. Я собрался. Пугаться, холодеть и думать о последствиях можно было раньше. Сейчас – уже нет. Левой рукой я нащупал рукоятку закрепленного на запястье ножа. И остался сидеть, как сидел.

Фургон тормознул около безрукого. Из машины выпрыгнул тип, которого я уже видел вчера – сухощавый, с черной бородкой. Он что-то процедил инвалиду сквозь зубы. Тот встал, балансируя культями. И побрел к распахнутой дверце фургона. Внутри кто-то находился, но кто – со своего места я разглядеть не мог. Тип с бородкой взял деньги инвалида, бросил на переднее сиденье. На водительском месте сидел вчерашний же пузан в джинсовке.

Я сидел, склонив голову и до последнего изображая равнодушного ко всему окружающему миру паралитика-погорельца. Сам же сквозь дебри застилающих обзор волос наблюдал за типом с бородкой. Вот он направился к старухам. Я расслышал его зычный голос:

– Подъем давай!

Слепая старуха была выдрессирована и послушно подчинилась. Тип с бородкой взял жестянку с деньгами, порылся внутри. Затем обратился к моей конкурентке. Пока они разговаривали, слепая терпеливо стояла и ждала.

У меня не умещалось в голове, что эти твари делают с людьми, что превращают взрослых людей в послушных рабов? Членовредительство, но все ли это? Что-то мне подсказывало, что нет. Побои, угрозы, пытки. Возможно, истязания, а может быть, что-то и поковарнее. Например, пытка жаждой или голодом. Не удивлюсь, если за повинность рабы платили жизнью. Показательная расправа в назидание другим. Тогда инстинкт самосохранения берет верх над всеми остальными. И вот ты уже безропотный раб, выполняющим любой приказ.

А ведь где-то у слепой рабыни могли быть любящие дети и внуки, гадающие, что стало с матерью и бабушкой.

Моя конкурентка что-то тараторила типу с бородкой. Он беззастенчиво забрался рукой в ее дневной заработок, отсчитал нужную сумму и бросил в жестянку рабыни. Старуха продолжала трещать. И вот тип бросил взгляд на меня. Короткий, но внимательный. Потом еще один.

«Подойди, – мысленно призывал я. – Просто подойди. И открой свой поганый рот».

Хмырь не подошел. Он окрикнул слепую и, брезгливо подталкивая ее к фургону, двинулся следом. Помог забраться ей внутрь с помощью толчков и пинков. Запрыгнул следом. Хлопнула дверца, фургон пополз задним ходом к улице.

Я сидел и таращился на него, не веря своим глазам. Ко мне так никто и не подошел!

Я неотрывно смотрел на фургон, пока тот задом не выкатил на улицу и не умчался прочь.

Конкурентки уже не было. Ее исчезновения я не заметил, а теперь ругал себя за это. Сейчас, по окончании «работы», из нее можно было вытянуть все, что она могла знать о Кирюхе и его банде.

Что происходит, я не понимал. Почему люди грозного Кирюхи, рабовладельца, вгоняющего ужас в попрошаек, проигнорировали меня? Испугались взгляда исподлобья?

Перед храмом я был один. День прошел впустую. Разве что я выяснил, что в любой день эти твари могут привезти Сергея. А значит, оставлять затею я не мог.

Выудив из кармана мятый пакет, я сунул внутрь картонку с мольбой о помощи и пакет с собранными деньгами. За день почти тысяча рублей. Если сидеть здесь каждый день, получится зарплата рядового пролетария. А для провинции – менеджера среднего звена в крупной фирме.

Наш мир когда-то шагнул в неправильную сторону. И все перевернулось с ног на голову. Так явно, как сейчас, я этого не чувствовал никогда.

Из калитки собора вышел человек. Полный, с длинными, собранными в хвост волосами, жидкими усиками и курчавой бородой. На вид ему было 35—40, не больше. На нем была обычная одежда – брюки, рубаха – но я догадался, что это не простой смертный.