Джеймс Уилсон - Игра с тенью

Я глянул на Мэриан. Я ждал, что она станет возражать мне («Какая ерунда. Уолтер, ты слишком скромен!»). Вместо этого она напряженно смотрела на меня, и ее смуглое лицо вспыхнуло от возбуждения. Когда я повернулся к леди Истлейк, то уголком глаза снова увидел стол с фотографиями.

— Можно сказать, — продолжил я, — что в живописи я ищу истину искусства. Тогда как…

— Тогда как в написании книг, — подхватила леди Истлейк, — вы скорее фотокамера, так?

— Именно, — сказал я. Я был слегка ошарашен как быстротой ее ума, так и резкостью, с которой она меня перебила.

Я снова посмотрел на Мэриан. Она улыбалась леди Истлейк с таким видом, будто хотела сказать: «Вот видишь, я же тебе говорила». Мысль о том, что между ними может быть какой-то тайный сговор, предметом которого я являюсь, сам того не ведая, встревожила меня.

— Могу я спросить, — сказал я (признаюсь, с некоторой холодностью), — что все это значит?

Леди Истлейк ответила не сразу. Она еще раз украдкой переглянулась с Мэриан, потом достала из рукава платок и тщательно расстелила его на коленях. Наконец она откашлялась и сказала:

— Мистер Хартрайт, вы не могли бы закрыть двери? Я так и сделал. Она продолжила:

— Я, конечно, не стану просить вас хранить секреты от жены, но для начала попрошу вас не упоминать об этом разговоре никому, кроме нее.

Я не мог принять это условие, не зная, в чем дело, и старался придумать, как это высказать вежливо. Она, должно быть, поняла мои сомнения, потому что добавила:

— О, не стоит беспокоиться о вашей чести, мистер Хартрайт. Я не собираюсь признаваться в убийстве или краже ребенка. Кроме того, присутствие в комнате вашей невестки само по себе должно быть достаточной гарантией.

Я решил, что это справедливо, и кивнул. Она продолжила:

— Я только хочу защитить своего мужа. Его положение — к которому, видит Бог, он никогда не стремился, — и так достаточно сложное, и меньше всего я хочу разворошить осиное гнездо прямо у него над головой.

— Хорошо, — согласился я.

— Спасибо, — Она осторожно посмотрела на дверь и заговорила шепотом: — Вы, случайно, не знаете человека по фамилии Торнбери?

— Нет, — сказал я. — Кто он?

— Журналист, — ответила она. — И к тому же порядочная шельма.

— Это неудивительно, — сказал я. — Циник мог бы заметить, что одно неразрывно связано с другим.

Леди Истлейк рассмеялась.

— Я сама его не встречала, — сказала она, — но я узнала от моих друзей, что он собирается, исключительно ради того, чтобы продать жалкую книжку, которую пишет, оклеветать несчастного и непонятого человека, который больше не может защитить себя сам. А в результате, боюсь, пострадает не только память этого человека, но и сама Англия, и английское искусство. Потому что герой книжки, по мнению не только моему, но и многих других, — величайший гений нашего времени.

И в этот момент, словно по команде, в сознание мое вернулась улица Королевы Анны, и я немедленно вспомнил, откуда она мне знакома. На мгновение мне снова было восемь, и я сидел в кэбе рядом с моим бедным отцом. Зимний холод превращал наше дыхание в облачка пара, и я прижимался к отцу, потому что теплое пальто делало его островком тепла и безопасности. Когда мы проехали мимо высокого дома с грязными окнами и тяжелой парадной дверью, он накрыл мою руку своей рукой в перчатке и указал на окно:

— Смотри, Уолтер. Это дом сорок семь по улице Королевы Анны. Здесь живет величайший гений нашего времени.

И вот теперь, через тридцать лет, в течение шести последних часов я снова прошел по той же улице и снова услышал те же самые слова. Не раздумывая, я спросил леди Истлейк:

— Вы говорите о Тернере?

На этот раз удивилась она. Она смотрела на меня в изумлении, приоткрыв рот, потом взглянула на Мэриан:

— Ты не?…

Мэриан была озадачена ничуть не меньше.

— Нет, — ответила она, — я ничего не говорила. Уолтер, как ты?…

Признаюсь, мне хотелось озадачить их еще больше, притворившись, что я обладаю некими тайными сведениями, но я просто сказал:

— О, это всего лишь догадка, — А потом, чтобы избежать дальнейших вопросов (поскольку обе они все еще выглядели озадаченными), я продолжил: — Значит, мистер Торнбери пишет биографию Тернера?

— Так он заявляет.

— Но если вы никогда его не встречали, — спросил я, — откуда вы знаете, что это будет биография клеветническая?

— Я следила за его работой, мистер Хартрайт, — должна признаться, с все возрастающим унынием. Кое-кто из близких Тернеру людей благоразумно отказался разговаривать с этим человеком. Те же, кто согласился, скорее напоминают сборище злобных сплетников, большинство из которых едва знали Тернера. А они, как обычно и бывает в таких ситуациях, свели Торнбери с другими такими же.

Должен признаться, что мне сразу пришла в голову старая пословица: «Нет дыма без огня». Возможно, леди Истлейк заметила мой скептицизм, потому что сказала:

— Ни один значительный человек не мог не нажить себе врагов среди людей менее удачливых или менее одаренных — а тем более Тернер, с его полным презрением к условностям и лести. Вы наверняка и сами слышали достаточно историй о нем.

Судя по тому, как она приподняла бровь, она ждала моего ответа, но я ничего не сказал. Кроме нескольких бородатых анекдотов о его скупости и неразборчивой речи, которые бродили в Академии, я знал о Тернере постыдно мало. Она помедлила немного, потом продолжила:

— Не спорю, он был странным, упрямым и эксцентричным человеком, но он не чудовище и заслуживает того, чтобы его помнили не по сплетням. — Она наклонилась поближе, будто делясь со мной секретом: — В последние годы я достаточно хорошо его узнала. И мне говорили, — тут ее голос задрожал, а глаза заблестели от слез, — что, умирая, он звал меня. Я не могу забыть о том, что обязана защитить его память. — Она поспешно вытерла глаза и скомкала платок. — Мистер Хартрайт, я прошу… я предлагаю… чтобы вы подумали о написании книги «Жизнь Дж. М. У. Тернера».

Секунды на три я потерял дар речи от изумления. Сознание мое переполнили сотни вопросов, но они улетели прежде, чем я нашел слова, чтобы выразить их. Я чувствовал на себе взгляд Мэриан — внимательный, тревожный, почти умоляющий; он говорил, что каким-то образом, которого я пока не понимал, ее надежды и счастье зависят от моего ответа, и это еще больше меня смущало. Возможно, леди Истлейк приняла мое удивление за расчетливость, потому что сказала:

— Я поговорила со знакомым издателем, и он уверил меня, что для такой книги есть готовый рынок…

— Меня не это тревожит. Я…

— И я уверена, что все друзья Тернера присоединятся ко мне в желании поддержать вас… — Она замолкла, внезапно заметив, что мои мысли движутся в другом направлении. — Что? — спросила она. — Вы думаете, для этого могут найтись более подходящие кандидатуры?