Питер Бенчли - Остров

– Преступления, вами совершенные, известны как нам, так и Всевышнему, но это все же преступления, так что они влекут за собой возмездие, и тем, кто совершает их – участь в озере, горящем огнем и серою, это – смерть вторая. Откровения, 21:8, также Глава 22:15, – все это Хиссонер произнес на одном дыхании, а когда перевел дух, то взглянул на пятерых уцелевших, ожидая увидеть признаки раскаяния, или хотя бы страха. Но они были просто ошарашены, и больше ничего.

Когда он продолжил, первые пластиковые мешки с кокаином появились на палубе.

– Ужасные слова, особенно, принимая во внимание ваше положение и вашу вину, – они должны, несомненно, приводить вас в дрожь; ибо кто способен пребывать в озере огненном? Глава 20:14. Так как свидетельство совести вашей должно убедить вас в грехах великих и многих, кои вы совершили, коими вы обидели Всевышнего превеликим образом, и весьма справедливо вызвали отвращение Его и возмущение вами, я думаю, мне нет необходимости сообщать вам, что единственный путь получить от Него всепрощение и отпущение грехов ваших – это путь искреннего покаяния и веры во Христа, и что на спасение надеяться вы можете только через Его достойную смерть и страдания.

Пока Хиссонер распространялся, Hay, указывая на мешки с кокаином, спросил Мейнарда:

– Для чего это?

– Оно меняет настроение. Как, например, ром... типа того.

– Оно придает храбрости?

– Нет.

– Для какой же тогда оно цели?

– От этого возникает хорошее настроение. Так говорят.

– Это пьют?

– Нет. Нюхают.

– Нюхают это? Нюхают? – Вспоров один из мешков, он подцепил лезвием ножа немного белого порошка. Глубоко вдохнув его носом, он стал ждать, пока что-нибудь произойдет, затем, покачав головой, насмешливо плюнул на палубу. – В бездну это, – сказал он, и его люди стали швырять мешки за борт.

– Эй, приятель, – запротестовал один из уцелевших. – Это же все равно что бросать за борт деньги.

– Молчать!

Хиссонер прервал свою проповедь на полуслове.

– Продолжай, Хиссонер, – сказал Hay. – Но давай повеселее. Иначе эти несчастные умрут от скуки.

– От скуки! – Хиссонер обиделся. – Я описываю им путь к спасению. Разве это может быть скучно?

– В твоем изложении это может длиться вечно. Продолжай.

– Если бы в законе Господа была воля ваша, – продолжил Хиссонер, – и если бы о законе размышляли вы денно и нощно, Псалтирь 1:2, вы обнаружили бы тогда, что слово Божие стало светильником ногам вашим и светом стезе вашей. Псалтирь 118:105, и все почли бы тщетою ради превосходства познания Иисуса Христа, К Филиппийцам 3:8, ибо для самих же призванных Божия сила и Божия премудрость, Первое к Коринфянам 1:24, и даже премудрость тайная, сокровенная, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей, там же Глава 2:7. Вы ценили бы тогда Писания как великий закон небесный, ибо в них, и только в них, может быть найдена великая тайна спасения падшего, и из них узнали бы вы, что грех принижает натуру человеческую, ибо отвлекает ее от той чистоты, праведности и святости, в которых Господь сотворил нас; и что добродетель и религия, и соблюдение законов Божиих предпочтительнее следования законам греха и Сатаны; ибо пути благочестия это пути приятные, и все стези его – мирные, Книга Притчей Соломоновых 3:17.

Последний из мешков с кокаином плюхнулся в воду и поплыл вслед за остальными, которые цепочкой, один за другим, неслись к югу, влекомые быстрым течением. Цепочка белых пузырей растянулась ярдов на сто за судном.

Заметив это, Хиссонер сказал:

– Я завершаю.

– Ты не очень-то спешишь.

– Если вы теперь искренне обратитесь к Иисусу Христу, – сообщил Хиссонер уцелевшим, – хотя бы и поздно, около одиннадцатого часа, Матфей 20:6-9, Он вас примет. Но мне, естественно, нет необходимости говорить вам, что условиями Его милосердия являются вера и покаяние. И не путайте природу покаяния с простым сожалением о грехах своих, происходящим из осознания того факта, что вы оскорбили Милостивого и Милосердного Господа. Я не претендую на то, чтобы предоставить вам какие-либо определенные указания, касающиеся природы вашего раскаяния, – я полагаю, что говорю с людьми, чьи грехи происходят не столько от незнания, сколько от воззрения и от пренебрежения своими обязанностями. Но я от всего сердца надеюсь, что то, что я сейчас сказал из сострадания к душам вашим, по случаю этого грустного и торжественного события, побуждая вас в общем и целом к вере и покаянию, возымеет на вас должное воздействие, так что вы, таким образом, воистину покаетесь.

– Священник Иуда! – взорвался Hay. – Кончай с этим!

– Недостойно тебя, – упрекнул его Хиссонер, – призывать на помощь архипредателя. Ибо именно он, стоя пред лицом подобного же решения, когда спасение и проклятие сражались за душу его, выбрал...

– Я знаю, что он сделал! Давай дальше!

– Да... э-э... – заторопился Хиссонер. – И теперь, исполнив свой христианский долг по отношению к вам, состоявший в том, что я дал вам наилучший, насколько это было в моих силах, совет касательно спасения ваших душ, должен я исполнить свой судейский долг. И приговор суда, так как суд находится там, где восседает судья, даже если судья стоит, а не сидит, и даже если он стоит, находясь в море, – состоит в том, что вы... – Он остановился. – Как вас зовут?

– Кого интересует, как их зовут? – прорычал Hay. – Называй их Билли, Вилли и Милли!

– Что вы. Билли, Вилли и Милли... и еще раз Билли и Вилли, так как вас пятеро... будете немедленно преданы смерти, смерти, СМЕРТИ!

Мейнард смотрел на уцелевших. Раненый казалось, не слышал, а если и слышал, то его это не волновало; он был загипнотизирован видом своей руки. Двое других мужчин недоверчиво переступали ногами, переглядывались и бормотали что-то вроде: “Эй, приятель...”, “Послушай, шеф...”, “Давайте бросим заниматься ерундой...”

Но женщина поняла и поверила. Она истерически закричала.

– Баско... – сказал Hay.

Сделав шаг вперед, Баско схватил женщину за волосы и перерезал ей глотку.

Не дожидаясь команды, Юстин достал из кобуры “вальтер” и выстрелил в грудь раненому. Когда тот упал на палубу, Юстин снова в него прицелился, но Hay остановил его руку.

– Не добавляй оскорбления к травме. С ним покончено. Кроме того, пули для нас драгоценны.

Тремя взмахами своего тесака Баско быстро расправился с остальными.

Мейнард; стоя на корме, трясся от ярости и ужаса.

– Вы сделали из него чудовище, – сказал он Hay.

– Чудовище? Совсем нет. Машину. Работа, которую надо делать, должна быть сделана. Ты плачешься об этих пятерых? Об этих?! – Носком ноги Hay ткнул одно из все еще дергавшихся тел. – Ты считаешь это большой потерей?

– О них? Нет, хотя должен бы. Я плачусь о своем сыне.