Яна Левская - За тёмными окнами

Вечером в субботу, Фрэя конспектировала параграф, поглядывая на часы и кусая губы – почта доставляла посылки до четырёх. Стрелки показывали без пятнадцати. Услышав шум подъехавшей машины, она насторожилась, а когда сработал звонок входной двери, подскочила, не обращая внимания на скользнувшие вниз листы, и помчалась принимать посылку. Стоило поторопиться. Почтальоны тоже были людьми и рабочий субботний вечер стремились закончить поскорее – до минимума сокращая время ожидания под дверью.

О, как она была права, перескакивая через две ступени! Когда распахнула дверь, почтальон уже выписывал квитанцию с указанием даты, когда можно будет забрать посылку из центрального отделения.

– Я здесь! Здесь. Здравствуйте… да… спасибо.

Оставив на экране прибора кривокосую закорючку росписи, Фрэя прижала коробку к груди и вернулась в парадную.

Уже занеся ногу над ступенькой, она поняла, что входная дверь не щёлкнула, закрываясь. Когда обернулась, увидела черноволосую женщину в красной кожаной косухе и красных ботфортах, вызывающе накрашенную – она как раз переступила порог.

– Привет, – девица смерила Фрэю пустым взглядом и, замедляя шаг, подошла ближе. – Поднимаешься?

– Эм. Да. Добрый вечер, – Фрэя опустила глаза в пол и зашла наверх, немного отставляя коробку в сторону, чтобы видеть ступени.

Толкая ногой полуприкрытую дверь в квартиру, она скосила глаза на незнакомку. Та уверенно двинулась дальше, на третий этаж. Из-под чёрного подола короткой плиссированной юбки мелькнуло кружево чёрных чулок. Брови Фрэи сами собой поползли вверх. Вот вам и нате: «к нему никто не приходит». Мозг со скрежетом выдал нейтральное: «Девушка альбиноса». А что-то примитивно женское, завистливое и мелочное плюнуло ядом: «Шлюха».

Поймав себя на том, что стоит и прислушивается, Фрэя с хлопком закрыла дверь. Неловкое чувство от случайного вторжения в личную жизнь соседа, покусывало мягкую плоть где-то внутри, раздражая неприличное любопытство. Недовольно фыркнув, пытаясь избавиться от пролезшего в ноздри запаха чужих духов и пролезшего в потайные глубины души недостойного чувства, Фрэя потрясла подозрительно лёгкую коробку. Лук ждал её, родимый! Лишние мысли прочь.

Освободив стол в гостиной, Фрэя принесла пострадавший «Тритон», распаковала детали, разложила инструмент. За годы вынужденной самостоятельности она привыкла со всем справляться своими силами. У неё могло не оказаться соли, или могли завестись черви в муке, но повесить карнизы, забить гвоздь, смазать петли скрипучей двери или починить свой лук она способна была без посторонней помощи.

Провозившись до девяти вечера, Фрэя, довольная собой и видом воскрешённого «Тритона», позвонила в доставку пиццы.

Пока ждала, прибралась, пританцовывая и напевая. Приподнятое настроение носило её по комнатам, будто летний ветер комочек тополиного пуха.

Когда привезли пиццу, она порхнула к двери, встретила улыбкой мужчину в зелёной форме, протянувшего ей плоскую коробку с тёплым дном. Дожидаясь сдачи, Фрэя разглядывала доставщика: немолодой, некрасивый, сухой и жёсткий – весь, словно прогорклый хлеб. В нём было столько усталости и тупого безразличия к окружающему, в том числе и к улыбке Фрэи, что девушке стало неловко сиять в его присутствии. Он протянул деньги, но она покачала головой:

– Оставьте себе.

Мужчина посмотрел ей в глаза, потом на мелочь в своей ладони. Его губы сжались, будто он хотел что-то сказать, но не стал. Так и не убрав унизительные чаевые в карман, он ушёл, а Фрэя осталась стоять, почти уверенная в том, что он вышвырнет эти медяки, едва выйдет на улицу. Чёрт её дёрнул лезть со своей жалостью.

Заперев дверь, она на потяжелевших ногах прошла в гостиную. От парящего чувства лёгкости почти ничего не осталось. Усевшись на диване с коробкой на коленях, Фрэя откинула крышку и машинально отправила кусок пиццы в рот. Откусила, прожевала, не почувствовав вкуса. Она попыталась вспомнить, чему так радовалась последние полчаса, и не смогла. Нет, она помнила, что починила лук, что сегодня была всего лишь суббота и ещё целый выходной ждал завтра, что…

Что? Всё?

Почему это так окрылило её тогда и не могло даже на микрон поднять резко упавшее настроение сейчас?

Фрэя уставилась на рты тёмных окон, раскрытых будто бы в удивлении, растянутых деревянными рамами, не способных сомкнуться. Ещё одна ночь без звёзд. В пустой тишине пустого дома. В такой оглушительной тишине…

Этот Лиам, он что, мёртвый?! Почему его не слышно? Этого чёртового альбиноса! Почему не слышно его пошло красной, кричаще алой гостьи?

Или их нет?

Ни его, ни её. Нет вообще, и никогда не было. Она одна в доме с винно-бордовым фасадом? Как всегда, одна? Как навсегда – одна…

Фрэя сидела, распахнув глаза, не мигая, не чувствуя, как сохнет склера, не замечая, как ветер раздувает белые занавески и стаскивает с подоконника уложенные стопкой листы конспекта. Один за другим. Она очнулась, только когда голые колени ощутили влажную прохладу коробки с остывшей пиццей. Поднявшись, она отнесла еду в холодильник, коснулась взглядом настенных часов: половина двенадцатого. Она отключилась почти на два часа. Нормально это или нет, какая разница? Во всяком случае не ново. Такое случалось с ней время от времени: и настроение скакало с плюса на минус, и пустота пожирала мысли на долгие минуты. Когда живёшь один, и некому вытряхнуть тебя из кокона тишины, большинство таких провалов проходят незамеченными.

Добравшись до ванной, Фрэя опёрлась руками о раковину, разглядывая себя. Ничего нового. Каштановые волосы спутанными локонами, тёмно-серые глаза, мягкая линия подбородка и сбитый немного вправо нос. Это шестой отчим отличился. Скривив тонкие губы, Фрэя подарила отражению гадливый взгляд. Она не нравилась себе. Особенно сегодня. Сейчас.

Быстро почистив зубы, избегая смотреть на себя, она склонилась над раковиной, плеснула воды в лицо. И тут наверху зазвучал мужской голос – громко, зло – раздался глухой стук, а сразу за ним грохот и звон разлетающихся осколков. Прямо над головой Фрэи. В ванной соседа.

Вздрогнув, Кьёр уставилась в зеркало. По ушам вдруг резанул женский крик. Леденея, она превратилась в слух. Наверху снова послышался девичий голос, скороговоркой умоляющий. Несколько раз Фрэе показалось имя: «Лиам… Лиам!» Потом снова начался грохот и гвалт. Вроде бы колотили в дверь.

Фрэя стояла, забыв выключить воду. Кожа будто бы слазила вслед за волнами озноба, пробегающими со спины на ноги. Стук резко прекратился с ещё одним задушенным криком, и на дом обрушилась тишина. Обездвиживающая, обессиливающая плотоядная. Казалось, она выела всё, что было внутри. Фрэя пустой оболочкой, бледной и испуганной, застыла перед зеркалом.