Клэр Кендал - Дневник жертвы

– Говори!

Она не должна пускать его имя в свою голову, не должна марать об него свой язык: она под защитой, пока не переступила черту.

– Говори! Ты должна делать то, что я скажу!

Она вдруг поняла, что не может вспомнить его имя.

Он снова приказал ей назвать его по имени и сам произнес ту фразу, которую хотел от нее услышать, прибавив в конце свое имя. Она повторила за ним. Слова прозвучали неразборчиво.

– Поцелуй меня! – приказал он.

Она попыталась отвернуться, но малейшее движение головы вызывало дикую боль. Ей казалось, что мозг свободно болтается в черепе. Он впился в нее губами и просунул язык ей в рот. Она хотела укусить его, но не решилась.

– Скажи, что ты меня любишь!

– Я тебя люблю.

– Скажи: «Я люблю тебя, Рэйф».

– Я люблю тебя, Рэйф.

– Расскажи, что я с тобой делаю.

Она не знала, что он хочет услышать.

– Ты делаешь мне больно, – сказала она. Это было единственное, что она смогла придумать, и на этот раз ей не пришлось врать.

– Хорошо. – Он снова вцепился ей в волосы. – А теперь скажи, что ты сейчас кончишь; скажи, что ни один мужчина не доставлял тебе такого удовольствия; скажи, что ты принадлежишь только мне, что ты об этом мечтала.

Она послушно повторяла все слово в слово. Его дыхание участилось, движения стали более резкими. Она напряженно ждала.

Все было кончено. Его тело тяжело обмякло, вдавив ее в матрас. Ей казалось, что у нее ломаются ребра и сминаются легкие. Что в животе, на месте удара кулаком, разверзлась дыра. Так прошло несколько минут.

– Тебе понравилось, я знаю, – сказал он, приподняв голову. – Я почувствовал, как ты кончаешь. Я знаю, как тебя завести, Кларисса. Знаю лучше, чем кто-либо другой.

Между ног было мокро; ей казалось, что кожу разъедает кислота. Грудную клетку сдавило, легкие саднило, не давая дышать. Плечи словно вывернули из суставов, ободранные лодыжки горели, напоминая о том, как яростно она пыталась освободиться. Пальцы рук и кисти онемели, лишенные доступа крови.

Его рука держала кляп. Он был кожаный, в точности как у женщины на обложке журнала. Она снова заплакала, коротко всхлипывая.

– Я буду вести себя тихо, – прохрипела она. Слова с трудом выходили из пересохшего горла.

– Я тебе не верю. Я ведь говорил, что больше никогда тебе не поверю – после того, что ты выкинула тогда в парке. И сейчас ты узнаешь, что мои слова не расходятся с делом. Это последнее, чему я тебя научу.

Она силилась отвернуться и опять пыталась дергать руками, но тело ее не слушалось. Он застегнул кляп.

– Я собираюсь сделать с тобой еще кое-что. И твой рот должен быть закрыт: нам не нужно, чтобы ты своими криками перебудила соседей.

Вытянувшись рядом с ней на постели, он положил ей руку на грудь, придавил ее бедра согнутой ногой и провалился в глубокий сон.

Воздух проходил через ее нос с оглушительным грохотом. Грудь вздымалась и опускалась, вверх-вниз, то набирая воздух, то выпуская. Она испугалась, что разбудит его, но у нее не получалось дышать тише, хотя она старалась изо всех сил.

В ее голове непрерывно звучали одни и те же слова. Пожалуйста, пусть он не просыпается. Пожалуйста, Господи. Пожалуйста, помоги мне. Она повторяла их снова и снова, как волшебное заклинание, как магическую формулу, которая должна была сохранить ей жизнь и принести помощь. Однако вскоре текст изменился, и она не смогла этому помешать. Бога нет. Просто нет, и все. Нет и быть не может. Надежды нет. Лора молилась, но он ее не спас. Он позволил ей перенести нечеловеческие страдания. Позволил ее уничтожить. И позволит уничтожить Клариссу.

Дышать становилось все труднее. Ей показалось, что комната наполнилась дымом, и она сейчас задохнется. Она убеждала себя, что этого не может быть: детектор дыма молчал, а если бы в квартире был пожар, то он обязательно заорал бы. Но она чувствовала, что в воздухе не хватает кислорода. Она знала это. Просто знала, и все. Она умрет и откусит себе язык – как злобная королева, на которую щипцами натянули раскаленные докрасна железные башмаки и заставили танцевать до смерти.

Комната кружилась, и она не могла понять почему. Она изо всех зажмурила глаза, но, когда открыла их, ничего не изменилось: она по-прежнему находилась в центре крутящейся воронки. Все вокруг плыло в каком-то тумане. Взгляд не мог ни за что зацепиться.

Когда она снова открыла глаза, у нее невыносимо болело все тело. Она не могла сказать, что случилось и где она находится, и не совсем понимала, почему она не может пошевелиться. Она не сомневалась в одном: вокруг бушует пожар, и она умрет, если продолжит вдыхать этот едкий, наполненный дымом воздух. Глаза щипало; она вспомнила, как Роберт говорил ей, чтобы она ложилась на пол. Убивает дым, а не огонь, а кислород можно найти только внизу. Нужно скатиться на пол; будь здесь Роберт, он бы сказал ей то же самое. Она попыталась дернуться. Попыталась высвободить руки и ноги. Что-то мешало… что-то придавило ее сверху, не давая пошевелиться. Она подумала, что это может быть потолок: Роберт рассказывал, как однажды на него при пожаре обрушилась крыша. Видимо, потолок рухнул еще раньше, пока комната кружилась. А может, она умерла и лежит в гробу? И на нее давит крышка гроба?

Где-то вдалеке раздавался трезвон. Должно быть, это в церкви звонят на ее похоронах. Почувствовав на груди что-то тяжелое, она открыла глаза и увидела чью-то руку И тут же вспомнила, где она находится и что произошло, узнала эту руку и поняла, что никакого пожара не было. То, что с ней случилось, было чудовищно. Она знала, что он как-то повредил ей голову, из-за чего ее мозг работал с перебоями и она периодически впадает в забытье. Знала, что у нее был тяжелый приступ панической атаки, после которого она потеряла сознание. Она слышала, что, если заснуть с травмой головы, можно умереть. Она ни за что не допустит, чтобы это повторилось. Она будет стараться изо всех сил.

До нее донесся грохот и какой-то металлический скрежет. Рэйф приподнялся и начал ошалело озираться. Потом прислушался, что-то пробормотал себе под нос, коротко выругался и с размаху ударил ее кулаком по голове. Она увидела облако светящихся точек, а затем все вокруг погрузилось во тьму.

Она решила, что ей снится сон. Она смотрела сквозь мерцающий туман и видела Роберта. Наклонившись над ней, он что-то делал с ее лицом. Она открыла рот, но оттуда не вылетело ни звука. Роберт был в ногах кровати; он взял ее за лодыжки и сдвинул ее ноги вместе. Потом потянулся к изголовью, и она увидела, что он держит в руках ее руки и растирает их. Она посмотрела на его прекрасное лицо, которое стало совершенно белым. Почему оно такое белое? Щеки мокрые… это из-за дождя? С них что-то капает… что-то, похожее на слезы. Но этого не может быть: он ведь говорил ей, что никогда не плачет. Или это сказал человек по имени Азарола? Ей показалось, что Роберт что-то шепчет. Почему у него такой странный голос? Почему он звучит так, словно Роберт задыхается? Тут он завернул ее в одеяло и уложил на левый бок. Потом она увидела в его руке телефон; он набрал номер и продиктовал кому-то ее адрес.