Виталий Полищук - Под стук колес. Дорожные истории

Нет, Виктор Дмитриевич, нельзя просто махнуть открытым удостоверением. Доверие к вам вызовет только, если человек будет верить, что он о з н а к о м и л с я с удостоверением. И он должен иметь время ознакомиться, но время, достаточное для того, чтобы ознакомиться лишь, а не убедиться в подлинности документа! В этом и есть фокус магии человека в форме и всего лишь дополняющего ее документа!

Виктор Дмитриевич! Да какой риск? Я надел форму еще всего один раз, причем поверх нее на мне был новенький светлый плащ. А на голове – красивая и дорогая шляпа.

На что смотрят люди на улице в таком случае? Правильно, на плащ и шляпу, и никого не интересует, что на человеке форменные брюки…

Ну, откуда рядовые граждане знают, что т а к работники КГБ не ходят? Это вы знаете! А обычный человек…

Итак, нужно было спешить… Турпоездка Лены Проскуриной, дочери отца Иоанна, должна была завершиться дней через пять, так что времени у меня не было.

Уже на следующее утро в помещении Сибирской патриархии раздался звонок. Трубку, естественно, снял не сам патриарх, а его секретарь, и сказал:

– Патриархия. Я слушаю вас.

– Майор комитета государственной безопасности Петров. Мне необходимо поговорить патриархом Иоанном по очень важному вопросу. Он на месте?

В голосе секретаря уважение сменилось испугом. Он ответил:

– Отец Иоанн будет у себя в кабинете часа через два…

– Найдите его, и скажите, что ровно через два часа, так… это будет 11 часов 15 минут, так вот, в одиннадцать-пятнадцать я буду у вас, в патриархии. Повторяю – дело важное!

И я, не дожидаясь ответа, повесил трубку телефона-автомата.

Ровно в 11 часов 15 минут я входил в приемную отца Иоанна, снял шляпу и плащ и оказался в форме с темно-синими, определяющими принадлежность к КГБ, цветами петлиц и кантов.

С папкой в руках я зашел к отцу Иоанну в кабинет. Представительный был мужик, с такой аккуратной и даже, я бы сказал – холеной, бородой и усами, в атласной рясе, какие-то ордена с крестами на груди. В общем, доверие он внушал.

Ну, я представился, открытое удостоверение к его глазам поднес, пару секунд его подержал, а потом сразу отвлек его от мысли удостоверение мое взять – и рассмотреть.

– Неприятное дело, Арсений Григорьевич, что ж вас так дочь подвела…

И тут я сделал паузу.

Откуда имя-отчество патриарха узнал? Господи, Виктор Дмитриевич, да просто задал вопрос секретарю, пока снимал плащ:

– У нас в миру-то как величают отца Иоанна? Забыл… – и я даже пощелкал пальцами, якобы вспоминая…

– Арсений Григорьевич они… – услужливо ответил мне секретарь.

Да, так вот, как только Арсений Григорьевич услышал о дочери, а она у него – единственный ребенок, об этом было упомянуто в газете, он сразу сменился с лица. Побледнел, руки уронил, и в кресло сел. Как будто то, что я собирался ему сказать, было на самом деле.

А я недовольно так папку открыл, бумаги перебираю, и говорю:

– Пришлось мне из Москвы срочно к вам вылетать! Уважают вас в патриархии! Как же вы дочь-то проглядели?

И вот это сочетание как бы лести и недовольства окончательно Арсения Григорьевича выбило из колеи, и невооруженным, как говорится, глазом было видно, что никаких сомнений относительно меня у него нет, он мне безоговорочно верит, и можно приступать к делу.

Но я жду его реакции.

– Что с Еленой? – спрашивает он.

– Плохо с Еленой… Ну-ну, что это вы? Жива она и здорова, но пришлось арестовать ее!

– К-как?

Тут я приступаю к основной части. Говорю весомо, и вместе с тем к нему как бы сочувственно.

– Арсений Григорьевич! Лена перед отъездом ничего не говорила такого, ну, что плохо, мол, ей здесь, у нас, что обижают ее, словом – всем была довольна? Или нет?

Отец Иоанн воздух хватает губами, ну словно рыба на берегу!

– Да вы успокойтесь! Жива, жива она, просто собралась попросить в Швейцарии политического убежища! Как вы думаете, что ее заставило так поступить? Вы ведь – фигура не только религиозная, но можно сказать – политическая? И вдруг ваша дочь вот так вот дискредитирует нашу страну…

Тут у него в глазах появилось изумление. Вместе с ужасом. Не ожидал он такого!

А мне важно было, чтобы он не просто боялся меня, а доверял мне, верил всему.

– Нет, – говорит, – я представления не имею, что ее заставило. А ошибки быть не может?

– Да в том-то и дело, наши товарищи ее перехватили прямо у здания министерства внутренних дел Швейцарии!

Нет, ну, а какая разница, где она хотела попросить убежища? Ну, не знал я тогда, как это делается, да и какая разница? Не в этом был риск! Дочь ведь могла в любой момент позвонить отцу! И вот тогда меня бы взяли, и доказывать подготовку к мошенничеству не нужно бы было – все налицо!

А куда там она пошла в Швейцарии за убежищем – это ерунда!

Ну, вот. Я ему говорю – на днях Лену этапируют в СССР, и до суда она будет находиться в нашем изоляторе… Жалко, конечно, девчонку вашу, но что поделаешь…

Это я ему как бы палочку протягивал. И он за нее ухватился.

– А нельзя что-нибудь сделать, ну, чтобы не в тюрьме Лена была до суда?

Я, естественно, изображаю сомнение, пожимаю плечами, делаю невыразительное лицо, и только после этого говорю:

– Такой вопрос может решить только местное начальство управления госбезопасности.

И стал собирать бумаги в папку.

Отец Иоанн, конечно, отпускать меня не хочет, а наоборот, хочет до конца выяснить все его интересующее, как облегчить дочке участь.

– А вы не могли бы узнать? А я с вами свяжусь…

Я, конечно, пожимаю плечами и говорю:

– Из уважения к вам, конечно! Только связаться со мной непросто – я ведь в командировке, своего кабинета у меня нет. Я то в одном сижу кабинете, то в другом.

Давайте сделаем так! Завтра подъезжайте к половине двенадцатого в областное управление, вы, конечно, адрес знаете.

– Знаю!

Еще бы! Кто из священников не знает, где КГБ располагается…

– У дежурного прапорщика спросите майора Петрова Михаила Сергеевича, из Москвы. Он будет знать, как меня найти, позвонит, я спущусь к вам и мы сможем побеседовать. Договорились? Только не опаздывайте, а то я буду ждать вас ровно в половине двенадцатого и постараюсь телефон в это время не занимать!

– Конечно! – Он из-за стола вышел и руку мне жмет.

Я выхожу и уже в дверях оборачиваюсь и говорю:

– Возможно, чтобы вас успокоить, дочери дадут возможность вам позвонить. Только, чтобы вас успокоить, Арсений Григорьевич! Так что Лена будет вести себя, словно ничего не произошло. И вы пожалуйста, подыграйте ей, сделайте вид, что ничего не знаете! Не нужно, чтобы за рубежом узнали обо всем раньше времени, а там сплошь и рядом разговоры советских граждан спецслужбы прослушивают! Вы меня поняли?