Виталий Полищук - Частная (честная) жизнь, или Что выросло, то… увы!

Все это было аккуратно откупорено, открыто, порезано и разложено на столе.

– Ну, начнем? – сказал он, откупоривая бутылку и разливая по бокалам бесцветную жидкость. – Это джин, хороший джин!

Я смотрел на него настороженно. Не понимал пока, чего ожидать – зачем он вообще все это затеял?

– А чего начнем-то? – спросил я.

Он приветственным жестом качнул бокалом и отпил часть. Подцепил вилкой оливку, съел.

– Да вот хочу понять, откуда вы такой взялись, – сказал Кудрявцев, намазывая себе икру на кусочек черного хлеба. – Вы ведь – не политик, как Зюганов, Ампилов, Проханов… Эти – имеют каждый свой интерес, чего-то добиваются от жизни, скажем – власти. А вы…

Он откусил кусочек бутерброда, прожевал, проглотил и отпил глоток из бокала.

– Вы пейте, пейте! Это хороший напиток, поверьте мне!

– Так вот, – продолжал он, – политики коммунистического толка – эти мне понятны. Но вы… Я внимательно прочитал все ваши книжки, от корки до корки, заметьте!

Вы обдумали, обосновали собственную философскую теорию, в которой фактически призываете возродить социализм. Затем написала и издали за собственные деньги эти книги, разослали по библиотекам… И ведь при этом вы не участвуете ни в каких общественных или политических объединениях, не выступаете с лекциями… Вы никак не пропагандируете свои научные взгляды!

Я сам – философ…

– Вы – враль! – перебил его я.

– Оставьте! – он махнул рукой. – Время было такое… Чего же вы сами в то время не придумали эту вашу теорию?

Я выпил содержимое бокала. Я знал, что джин – можжевеловая водка, но не знал, что водка может быть такой приятной на вкус.

– Я тогда только начинал… – сказал я, ставя бокал на стол и вспоминая, как лихо меня отправили на пенсию, а чтобы перестал очень уж задумываться – максимально загрузили, направив на курсы Академии МВД.

– Да будет вам! – Он вновь махнул на меня рукой и принялся наполнять бокалы вновь. – Ничего бы вы не опубликовали!

Мы выпили по второй.

– Так в чем же смысл? – между тем, допытывался он. – Зачем вы э т о сделали и чего добивались?

Я покрутил бокал не беря его в руку.

«Ладно! – подумал я. – Хочешь узнать мои мотивы и сокровенные мысли? Да ради бога!»

– Тогда – начнем от печки, – сказал я. – Я хотел доказать людям, что материальное равенство – лучше, чем неравенство. Что свержение социализма – не закономерное явление, свершившееся по воле всех людей, а переворот, осуществленный единицами, которые просто-напросто хотели жить, не как все, а стать богатыми, получив, кроме богатства, власть и возможность вершить судьбы других людей.

Более того. Нарушив противостояние двух систем в мире, люди, уничтожившие социалистическую систему, развязали руки рыночным государствам с их способом организации эксплуатации окружающей среды, а точнее – фактически полным отсутствием какой-либо организации и регулирования.

Это привело к началу массового уничтожения окружающей среды из-за потребления ресурсов не в силу необходимости поддерживать жизнь людей, а возможности части их обогащаться в невиданных размерах.

И я доказал, по крайней мере – себе, что начало гибели разумной жизни на Земле – вопрос нескольких десятилетий.

Кудрявцев повертел в руках бокал, потом выпил джин и налил себе новую порцию.

– И чего же вы добились? – негромко спросил он. – Практически?

– А ничего! Я быстро понял, что людей интересуют лишь те теории, которые обосновывают их чаяния. Знакомо вам выражение: «Люди слышат лишь только то, что хотят услышать?». Ну, вот. Никто из них не хочет читать о грядущей гибели…

И никто не хочет ограничивать свои потребности. Так что…

Кудрявцев внимательно смотрел мне в лицо.

– И что же… – сказал он, – вот этим вещам (он похлопал ладонью по стопке моих книжек) вы собираетесь обучить Ивана?

Мне вдруг стало понятна цель визита богатого дяди к воспитателю единственного племянника. И я решил пошутить.

– Ну что вы! – сказал я. – Подождите минутку!

Я поднялся на второй этаж, зашел к себе и взял сборник повестей Аркадия и Бориса Стругацких. Возвращаясь, я заглянул в комнату, где резвились Ваня и его мама и сказал Евгении:

– Там внизу – Кудрявцев. Не хочешь поздороваться?

– А мы с ним виделись днем, – ответил Женя, бросая Ване мяч.

Под восторженный крик «Нечестно!» я спустился вниз.

Кудрявцев, покуривая, дожидался меня. Лицо у него было скучающим – ну, чего мог ждать человек его кругозора и масштаба от жалкого пенсионера-провинциала? Кстати, с весьма неопределенным образованием…

И я решил шокировать его. В шутку, в шутку. Я открыл книжку и держал ее в обеих руках так, чтобы ему не было видно, ч т о это за книжка.

– Вот здесь обозначены принципы, которым должен соответствовать настоящий человек. Один мой приятель, учитель, отпечатал эти принципы на пишущей машинке – тогда, в конце 70-х годов, это была единственная множительная техника, доступная рядовым гражданам…

Впрочем, это вы помните сами. Так вот, он раздал листочки всем своим ученикам. И знаете, встречая их уже после окончания школы, узнал, что некоторые сохранили эти листки и хранят их под стеклом на своих рабочих столах.

– И что же это за принципы? – спросил Кудрявцев лениво.

– А вот… Например, человек должен научиться хотеть сразу многого…

Я сделал паузу и посмотрел на его лицо. Юрий Борисыч теперь улыбался. Довольной улыбкой.

– Так это хорошо! Наш человек писал, наш!

– Да-да, точно!.. – Я прекрасно знал продолжение текста и уж конечно, знал совершенно определенно, что писал «не их человек» – это, как говорится, «без вариантов».

– Далее – каждый должен хотеть работать взахлеб.

Кудрявцев кивнул, соглашаясь, и затянулся сигаретой.

И я решил немного поменять местами принципы, изложенные Стругацкими. Чтобы эффект был максимальным.

– Ну, что еще? Должен иметь достоинство, не кланяться авторитетам, а исследовать их и сравнивать их поучения с жизнью. Так как жизнь меняется необычайно быстро – нужно настороженно относиться к опыту бывалых людей.

Нет, это все-таки был не только сильный, но и умный человек. А уж чутье у него было развито – прямо-таки звериное…

Уже на этой моей фразе лицо его изменилось – довольное выражение его сменилось настороженностью.

– Не стесняться любить и плакать от любви… – продолжал я. – Знать и всегда помнить, что дело не в том, как на тебя влияют другие, а в том, как ты влияешь на других…

Кудрявцев вновь расслабился. И тогда я прочитал речетативом, не прерываясь:

– Важно каждого научить, что:

– лучше двадцать раз ошибиться в человеке, чем относиться с подозрением к каждому;

– доверять движениям души своего ближнего;